После этого музыка становится тише, и женщина, похожая на белку с телефонной гарнитурой на голове, ведет молодых от одного стола к другому. Молодые кланяются и благодарят гостей. Армия официантов с каменными лицами выносит на подносах еду. Ровно через пятнадцать минут они возвращаются, чтобы забрать пустые тарелки.
Молодые подходят к нашему столу.
– Э-э-э-э-эй! – кричат лимбийцы.
– Здорово выглядите, ребята! – говорит Кунг Хе. – Только посмотрите на мою сестренку!
Элла Чанг радостно морщит нос – ура! – и снова ее лицо принимает нейтральное выражение. Жених долго что‐то говорит по‐корейски.
– Мы плохо понимаем по‐корейски, – замечает Эндрю.
– Я сказал, что вон там есть алкоголь и никто не спросит, сколько вам лет, – повторяет жених по‐английски.
Его подбородок очерчен настолько четко, что об него можно точить мечи. Жених показывает на меня с Джо, как автоинспектор, и говорит что‐то по‐корейски Кунг Хе. Она что‐то отвечает ему, тоже на корейском, и они оба начинают смеяться, с умилением глядя на нас. И даже не нужно спрашивать о том, что они про нас сказали. Молодожены переходят к следующему столу. Это тоже детский стол, за ним сидят три мальчика и две девочки, словно наши двойники в параллельном измерении. Они все суперкорейцы.
При приближении жениха и невесты они, словно очнувшись от летаргического сна, встают и низко кланяются. Они делают это легко и непринужденно, их поклоны просто совершенны. Движением головы они откидывают назад идеальные челки и скороговоркой бормочут что‐то по‐корейски.
Они одеты так, слово собирались в спешке, но на самом деле у всех тщательно продуманные образы. Я вдруг понимаю, что все они в белых костюмах с черными гвоздиками в петлице.
Они выглядят как единое целое. Я и сам мог бы быть единым целым, если бы «выбрал племя», как выразился Кью. Я вдруг чувствую себя жалким. Я не часть целого. Я один.
– А чего это все суперкорейцы одеты в траурный белый цвет? – шепчу я Джо.
– Может, это корейская поп-группа? – шепчет она в ответ.
– Действительно. Почему бы и нет?
В большинстве стран Азии цвет скорби и забвения – белый, а не черный, как в Америке. Фильмы там заканчиваются белым экраном. А белые машины – это верх крутизны. У меня есть белый винтажный плеер для мини-дисков, выпущенный специально для японского рынка, и я считаю, что это очень крутая штука.
Молодожены исчезают. Роботоподобные официанты приносят следующее блюдо. Из ниоткуда раздается барабанная дробь. Это тимпаны.
– А сейчас, дамы и господа, приветствие из морских глубин, – объявляет диджей.