Было уже за полночь. Каранни вышел из шатра и направился в расположение войска. Никто из воинов не спал. Заняв свои позиции, ждали сигнала к выступлению.
* * *
Арбок Перч потянул за полу своего рыжего земляка.
— Что, пора? — встрепенулся рыжий.
— Пора.
— Да помогут нам боги!..
Войско поднялось и сомкнутым строем двинулось вперед.
Итак, в ночной бой!..
Костры остались пылать, чтобы враг не насторожился…
Шли в строго указанном направлении. Вскоре сотня Арбок Перча уже была у расположения врага. И тут ему вдруг почудилось, что он слышит знакомую мелодию, ту самую, что часто струилась из-под пальцев Нуар, наигрывающей на своей лютне… О память! Зачем она так часто и некстати напоминает о той, которая давно уже в такой дали от него?
Арбок Перч снял с себя тяжелый щит, ухватил его левой рукой, а правой вырвал меч из ножен.
Армянское воинство зажало в полукольцо лагерь противника.
— Бей! — разнеслось окрест.
— Бей!..
Армянские полки внезапным ударом атаковали тьму-тьмущую хеттского войска.
Объятое ночной истомой поле вдруг ожило и загремело.
Войско Мурсилиса не сразу сумело опомниться и дать ответный бой. Только к рассвету хетты пришли в себя и смогли дать отпор.
Большою кровью залито начало дня…
— Тебе не кажется, божественный, что Каранни идет к своей погибели? — спросила Мари-Луйс у Мурсилиса.
— Кажется, так, — ответил царь. — Думаю, что еще до полудня все его надежды и притязания рухнут. Я владею твоим телом, а это значит, что и жизнь твоего супруга тоже в моих руках. Скоро его отцу придется оплакивать сына.
— Будь тверд, будь уверен в себе, о солнце мое, о царь мой!
— Я очень тверд, очень уверен в себе и уверен в покровительстве моих богов, в моем войске, которое куда многочисленнее и мощнее, чем у молокососа Каранни!..
Мурсилис поцеловал руку Мари-Луйс и добавил:
— Мне надо идти. А ты, дорогая, молись, чтобы мне сопутствовала удача.
— Непременно, царь-солнце! Я верю, что недалек час моей радости! Удачи тебе!..
Мурсилис вышел.
Мари-Луйс тут же смыла след его поцелуя со своей руки и внутренне позлорадствовала над чванливой самоуверенностью хеттского царя…
Армянское войско тем временем готовилось к новому удару по врагу.
Рабы на плечах перенесли шатер Каранни, хотели поставить его там, где сейчас стоял царевич, на невысоком холме, но Каранни стеганул плетью впереди идущего и крикнул:
— Кто велел тебе перенести сюда шатер?
Тот, взвыв от боли, с трудом произнес:
— Каш Бихуни, государь мой, Каш Бихуни велел.
— Убрать немедленно! Я здесь для того, чтобы воевать, а не отсиживаться в шатре!
Приказ был исполнен в мгновение.