Та не замедлила явиться, опять вся разряженная. Ее вид вызвал у Мари-Луйс раздражение, но она тем не менее приняла ее учтиво, усадила и сказала:
— Ты должна выбрать себе нового мужа, царица.
Пленница посмотрела на нее пустым взглядом, но при этом не без кокетства проговорила:
— Во мне еще много огня.
Мари-Луйс громко засмеялась.
— Твой царственный супруг говорил то же самое.
— Он был жалок и вызывал у меня только презрение и брезгливость. Вечно предавался блуду и пьянству. Ему мало было женщин Хаттушаша. Со всех концов мира велел свозить их к себе. Вот он какой был. Добром никто его не вспомнит.
Мари-Луйс смотрела на нее и думала: «А ведь эта ничтожная женщина если страдает, то лишь от неудовлетворенности своей плоти. Сластолюбивая, чувственная самка, она, чего доброго, сумеет затянуть Каранни в свои тенета. В мире нет ничего постоянного, устоев нет. Ничему нельзя верить, даже своею рукою содеянному…»
Однако и на этот раз хеттскую царицу угостили на славу. Мари-Луйс даже поощряла ее к болтливости: пыталась прояснить для себя, не породил ли Каранни в душе этой блудливой самки каких-нибудь надежд.
Только в полночь она наконец выпроводила Тагухепу, наделив незначительными подарками, и сама потом долго сидела задумавшись. Но вот она попросила позвать Таги-Усака. Тот сразу вошел, будто ждал зова, стоя за дверью.
Мари-Луйс сидела напряженная, словно тигрица, готовая к броску.
Наконец, как бы выйдя из оцепенения, она четко проговорила:
— Немедленно вывезти из Нерика вдову Мурсилиса.
— Я готов исполнить твой приказ. Но, прости мне, божественная, ревность твоя беспричинна.
Мари-Луйс не на шутку взъярилась:
— Прекрати бередить мою душу!..
За яростью последовало смирение. Она про себя сердилась, что не умеет сдерживаться при астрологе. Откуда в нем столько силы?.. Ничем его не сломишь…
Царица тяжело вздохнула и уже спокойно сказала:
— Доставь ее к хеттской границе и… пусть убирается с богом.
Через два дня Каранни поинтересовался, что с пленницей.
— Не больна ли? Почему-то не видно ее.
— Подозрения твои не безосновательны. Царица отравилась.
— Неужели?
Мари-Луйс пристально воззрилась в него: не сожалеет ли? Но нет. Он был откровенно равнодушен. И она наконец облегченно вздохнула.
— А куда девали ее останки?
— Я приказала вывезти из города и сжечь.
— Мне так хотелось, чтобы она стала твоей служанкой…
— У меня и без нее хватает слуг.
— Как знаешь…
Оба явно понимали друг друга. Ничего больше не говоря, они вышли. Им предстояло присутствовать на похоронах останков Урси Айрука. Хоронили его в приделе нерикского храма. Великий жрец войска готовился к совершению обряда погребения, а Каранни вошел в храм и попросил оставить его там одного: он оплакивал преданного воина и славного родоначальника, сетовал на то, что боги не уберегли его.