О, как мило. Так вот, Пэт, мы бы хотели как-нибудь пригласить вас с мужем на ужин. Ведь наши сыновья так дружны. Что вы на это скажете?»
– Будем очень рады, – ответила мать со своим выговором жительницы Куинса. – Принесем напитки, устроим веселую пирушку. Мэтью, возьми мою авторучку, напиши на салфетке телефон для миссис Макконел, а я пока уберу со стола. Джо, не торопитесь расплачиваться, спешки никакой нет.
Я сделал, как велела мать, и, пока писал, видел, как Макконел демонстративно бросал доллар за долларом, устраивая показательное шоу из вручения щедрых чаевых. Вскоре мы убрались.
Что же сталось с приглашением на ужин? Слава богу, Пит, вечеринка не состоялась, что было одним из многих положительных результатов того, что мой папочка покинул нашу грешную землю. Аминь!
Когда мы возвращались по Дороге высоких сосен к Макконелам, я заметил, что твоего грузовика у дома нет. Хитрюга с родителями собирался в тот же день в Уэстчестер к родным, и я подумал, не скатать ли мне в Свангамы, чтобы попытаться найти тебя. Но решил, что раз ты работаешь, это неудобно, и отправился домой.
После мучительного часа в закусочной, дома показалось отвратительнее, чем всегда: в переднем дворе груда мусора, которую каждому, кто вознамеривается добраться до двери, приходится с трудом преодолевать. Диски с колес, железяки, пустые канистры из-под масла, куча всякого хлама, старое откидное сиденье, половина трактора…
У стены две горы сломанных поддонов, и я, когда хотел проверить, дома ли отец, смотрел сквозь них, на месте ли его машина. В тот период отец был близок к установлению семейного рекорда: это была его последняя работа – он трудился на цементном заводе Дженсенов, и его уже недель семь или восемь не выгоняли. Когда отец работал, жить мне было легче – занятость на пару-тройку пунктов охлаждала его пыл.
Отцовского автомобиля за горами поддонов я не увидел. Если бы заметил, снова вскочил бы на велик и был таков. Открыл дверь в дом и, вспомнив ужастик в закусочной, расхохотался. Особенно забавным было то, как Джо Макконел отсчитывал чаевые – в ту пору все взрослые мне казались смешными. И тут увидел отца – он ждал меня на диване.
– Чему смеешься, Хохотун?
– Ничему, – ответил я.
– Садись и выкладывай про это свое «ничему».
Я опустился в самое дальнее от него кресло.
– Голоден?
– Нет, сэр.
– То есть ты хочешь сказать, что уже поел?
– Да, сэр.
– Что-нибудь вкусное?
– Пирожки с черникой.
– Пирожки с черникой? Где же ты такие отхватил?
В эту минуту я понял, что отец знает, где я находился. Мать была из тех людей, у которых что на уме, то и на языке. Наверное, как только дверь закусочной за нами закрылась, она бросилась звонить мужу – поделиться счастливой новостью, что нас собираются пригласить на ужин знатные люди. Наивный человек – мать, вероятно, надеялась, что он обрадуется.