Неда подгоняют, и он, помахав мне рукой, идет мимо комендантского дома, мимо моей двери, направляясь через зеленую лужайку к угрожающего вида башне. Поднимается по ступеням, входит, за ним с грохотом закрывают дверь – видимо, он все-таки что-то сказал или же обвинители придумали нечто такое, что позволило им отправить Неда в камеру в королевской тюрьме. Он больше не под домашним арестом в комендантском доме как почтенный лорд. Теперь он в Тауэре, где держат и пытают предателей.
В течение четырех дней нас возят к архиепископу и обратно, и каждый раз после встречи с Недом он спрашивает меня об очередной детали – то реальной, то выдуманной, – которую я не могу припомнить или вообще не знаю. Внутри нарастает беспокойство, а первоначальное сопротивление уступает место страху. Я умоляю архиепископа Паркера понять, что мы женаты, что вступили в брак по совести, перед Богом. Прошу поверить, что раз я называю Господа нашим свидетелем, значит, я не вру. Разве я стану упоминать Его имя всуе, будучи сестрой Джейн Грей? Тон моего голоса меняется от презрительного до умоляющего. Архиепископ уже выглядит не встревоженным, а вполне довольным человеком, получающим нужные ответы. Писарь водит пером все быстрее. Не представляю, что будет дальше.
Тауэр, Лондон.
Лето 1562 года
Ничего не происходит. Как это ни мучительно, мне просто приходится ждать. Я думаю о сестре, которая, находясь в доме Партриджей, все ждала и ждала прощения королевы Марии, надеясь, что Ее Величество будет вынуждена простить и освободить Джейн – а потом явился священник и сказал, что на следующее утро ее ждет смерть. Бывает, мне снится, что я и есть Джейн, и я просыпаюсь в слезах, потому что мое ожидание окончено и на рассвете меня отведут на площадку для казни. Но потом я поворачиваюсь в постели, тянусь к малышу в колыбельке, покрасневшему от плача и голодному, прикладываю его, нетерпеливо трясущего ножками, к груди и кормлю, зная, что рядом со мной сильное невинное существо, которое нельзя убить. Однажды я выведу этого малыша на свободу.
Младшая сестра Мария приносит мне корзинку свежей спаржи.
– Кое-кто угостил меня своим урожаем, – пространно объясняет она, водружая корзину на стол. – Подумала, может, повар коменданта приготовит ее тебе с маслом.
– Обязательно приготовит, спасибо, – благодарю я и наклоняюсь, чтобы поцеловать. Мария залезает на сиденье у окна.
– Вот там держат Неда? – спрашивает она, показывая на окошко Белой башни, на котором развевается синий шейный платок.
– Да. По утрам он вывешивает платок в знак того, что с ним все хорошо, и я делаю то же самое, – отвечаю я. – Белый платок означал бы, что Нед болен. Если платка вообще нет, значит, его отпустили.