— Знаменитый Евдокимов[20] тоже начал простым солдатом, а получил не только генеральский чин, но еще и графский титул, — добавил приятель Семенова Лиходеев.
— А мой дедушка, — томно проговорила Леночка, — тоже был учителем гимназии. И он мог каждый год с семьей ездить на отдых в Ниццу. А я на свою кандидатскую зарплату могу себе позволить отдых лишь на «южном побережье» Обводного канала.
Все засмеялись. Семенов снова поднял палец.
— Деды, как известно, разные бывают. У одних они были белые, у большинства — красные. Но был человек, поднявшийся над их схваткой. Это наш Государь Николай Александрович. Он не убежал за границу, не возглавил войну против собственного народа, а взошел на Голгофу и принес себя в жертву со своим семейством. Он отдал жизнь и за белых и за красных. Вот и нам нужно быть выше политических страстей. Нельзя поддаваться на провокации. Нас снова хотят разделить и натравить друг на друга.
— А революция не могла не произойти, — вступил в разговор до тех пор молчавший инженер Трофимов. — Государя предали высший свет, генералитет и так называемое «образованное общество». Что вы хотите, когда в Дворянском собрании во время концертов собирали деньги на революцию. И давали! Смеясь и хихикая, давали. Говорить о любви к Отечеству и Государю стало неприличным. Над царем смеялись чиновники, студенты, гимназисты. Конечно, можно было и власть применить, но это дало бы незначительный эффект и ненадолго. Все бы только обозлились и объединились в ненависти к царю. А когда мера предательства, отступления и беззакония превзошла определенный предел, то вылился кровавый гной из тела больной России. Вот и вся революция…
После этих двух монологов наступила тишина. Но ее снова нарушила Леночка, обратившись к самой пожилой сотруднице, Тамаре Васильевне. Та сидела в стороне от всех и напряженно всматривалась в монитор своего компьютера.
— А что вы думаете по поводу великой октябрьской?
Тамара Васильевна повернулась к спорщикам, вздохнула и печально проговорила:
— Мне так надоел советский исторический лубок, что принимать всерьез антисоветский нет сил. История наша так сложна, так объемна, трагична и, вместе с тем, такая героическая, что невозможно определить, где Промысл Божий, а где Божье попущение.
Все зашушукались, кто-то хихикнул, а Семенов одобрительно кивнул:
— Мне тут пришла на ум аллегория. В любых семьях бывают ссоры. Их можно загасить, а можно раздуть и довести до развода. Россия до поры до времени жила единой семьей, разделение на сословия не нарушало единения народа в предстоянии перед Богом. И как только расшатали эту духовную скрепу, все посыпалось. А сейчас, когда ликвидировали сословия, когда все перемешалось… Вот у Лиходеева бабушка дворянка, а дед простой донской казак. Что нам выяснять? За сто лет образовалось новое общество. Переплавились сословия, сплелись воедино. Теперь надо не вспоминать то, что произошло сто лет назад — уж ни участников, ни свидетелей не осталось… Не разделяться нужно, не выяснять отношения потомков тех, кто смертельно разодрался и погубил Россию, а объединяться. Но не вокруг вздорных идей и веры в экономику, а на высокой основе. У нас нет другого выхода, как осознать это и быть едиными во Христе.