– Знаем, знаем, – перебил его Ваня. – Мы не туристы.
Мы стали подниматься по лестнице.
– Говорят, по лестнице в ротонде в Петербург спустился сам сатана, – сказал консьерж нам в спину.
Мы не ответили и поднялись на второй этаж. Консьерж с видом человека, выполнившего свой долг, сел на подоконник и, прислонившись к окну, обложенному подушками и пледами, продолжил смотреть фильм на планшете. Он смотрел его без наушников, и до нас долетали звуки визжащих по асфальту шин и выстрелов.
– Что за чудак, – пробурчал Ваня.
– Как думаешь, это правда?
– Байки, – ответил он, заглядывая вниз.
– А вдруг, если дождаться полуночи, к нам спустится сам сатана? – спросила я, рассматривая крашеныеперекрашеные двери в коммуналки.
– Хочешь проверить? – он потянул меня к себе, но в этот момент у меня в кармане требовательно звякнула эсэмэска.
Я отстранилась и полезла в карман.
«Ты где?» – бесцеремонно спрашивала Мира.
«В Ротонде», – ответила я и положила телефон в карман.
Обняла его, пряча губы.
– Будешь писать? – спросил он, протягивая мне маркер.
Я взяла маркер и спустилась пролетом ниже.
– Писать на стенах запрещено, – раздался голос снизу.
– Я не пишу, – ответила я, и телефон снова брякнул.
«На Гороховой?»
«Да».
Поднялась на несколько ступенек выше, чтобы консьерж меня не видел, задумалась. Я загадывала желания два раза в году: перед тем, как лечь спать на Новый год, и перед тем, как задуть свечи на торте на день рождения. Всегда казалось, что чем сильнее чего-то хочешь, тем вероятнее это сбудется. Но слова консьержа придавали надежде какую-то мрачную окраску, фатальную неотвратимость, как любил говорить Никитин.
«Встретимся через 15 минут в шаверме справа от Сенной».
«Хорошо», – ответила я, написала желание и вернулась к Ване.
– Что загадала?
– Так, мелочи, – ответила я. – Мне нужно встретиться с Мирой на Сенной.
– Сейчас? – удивился он.
Я кивнула.
– Странное свидание, – сказал он, спускаясь. – Не хочешь пофоткаться?
– Не очень, – ответила я.
Мы попрощались с консьержем и вышли на улицу, где почти стемнело.
Мира ждала нас в тесном закутке, где с одной стороны вертелся истекающий жиром мясной стержень, с другой к стеклянной стене лепился узкий столик, заляпанный майонезом и залитый сладким чаем.
Мира сидела в самом углу, натянув капюшон почти до носа.
– Это кто? – Она бесцеремонно ткнула пальцем в Ваню.
– Друг, – ответила я и, увидев ее напряжение, добавила: – Он всё знает.
Мира отвернулась к столику.
– Я пару раз заходила в холл особняка. Помнишь, раньше, когда мы ходили к родителям, там была вахтерша?
– Зинаида Петровна.