Самолетные часы уже показывали расчетное время.
— Двести двадцать первый, мы над целью, — услыхал он возбужденный голос Петушкова и про себя подумал: «Молодец Джон, как хорошо ведет детальную ориентировку».
Снизившись, они друг за другом прошли над шоссе, потом скользнули над лесом на бреющем. Осины и клены полыхали пламенеющим цветом осени, сухая листва лежала на опушках и просеках. Но эти опушки и лесные дороги были пустынны. Словно сквозь землю провалилась оторвавшаяся от «красных» танковая колонна. Второй заход также ничего не дал. По времени уже надо было докладывать на КП, а результатов не было. И вдруг шедший сзади с небольшим превышением лейтенант Петушков захлебнулся радостным криком:,
— Двести двадцать первый, вижу следы гусениц. Еще заход.
Коротка минута для того, чтобы осмотреться с борта сверхзвукового истребителя, когда он идет над самой землей и даже на предельно малой скорости. Но они оба не проскочили цель, вовремя сумели развернуться. Раструбом уходила от шоссе узкая крутобокая балочка, и там, на склонах ее и на дне, чернели коробки танков. Канал для передачи был включен, и Аркадий доложил на стартовый командный пункт:
— «Рубин», я — двести двадцать первый. «Коробки» обнаружили. Передаю координаты.
Минуту спустя они уже шли домой на самых малых интервалах, прижавшись друг к другу стреловидными короткими плоскостями, и было это выражением настоящего воздушного братства. Аркадий подумал, что четверть века назад отцу его было бы очень трудно искать под зенитным огнем в такой балочке вражеские танки. А он, пришпорив свой сверхзвуковой в случае обстрела, так мог бы скользнуть, что любые трассы остались позади. Было радостно оттого, что полет так удачно сложился, и вдруг, как ледяной душ, обрушился на них голос Клепикова:
— Двести двадцать первый, я «Рубин». Поторопитесь. Облачность продолжает снижаться. Готовьтесь к слепой посадке.
Пока они летели назад, покой и радость от завоеванной удачи наполняли сердца. И вдруг такое предупреждение. Аркадий поглядел за борт. Серые, влагой наполненные облака обкладывали самолет со всех сторон, ограждая от всех видимых ориентиров. Расплылись, помутнели, а потом и вовсе исчезли из вида дороги, по которым шли к «переднему краю» танки и самоходки, спряталась зубчатка леса, прилепившегося к автостраде, не просматривается ни одно из озер, которое могло бы стать визуальным ориентиром.
— Двести двадцать второй, — передал Аркадий Джону, — нормальной видимости нет. Заходим по системе. Отстань от меня и действуй самостоятельно.