Я обернулась и посмотрела в темноту. Ухо уловило едва слышный шорох на краю дороги. Киппи был со мной согласен.
— Здорово, Киппи. Так о чём я говорила…
Я болтала, и болтала, и болтала. Даже когда язык устал и челюсть начала ныть, не умолкала — жаловалась бельчонку на холод и на Маяк, приближающийся слишком медленно, на Тейлора Гранта, который развивал прямо-таки спринтерскую скорость, не давая мне догнать его. Прервалась только во время трапезы — мне достался пакетик чипсов с несколькими глотками колы, а Киппи — хлеб и вода, налитая в колпачок. На этот раз он расположился ко мне гораздо ближе, но потрогать его я не решилась. Уж слишком недоверчивым был взгляд, которым пушистый зверёк то и дело награждал меня. Оставалось любоваться пирующим бельчонком и упиваться ощущением пребывания в кой-какой компании. Шерсть у него на спине была тёмно-бурого цвета. На груди белело пятнышко, которое привлекло мой взор вчера вечером. Остроконечный носик, живые глазки — и уши, которые нравились мне особенно. Так и хотелось прикоснуться к ним, приласкать, погладить.
Покончив с едой, Киппи отошёл подальше и деловито уставился на меня. Я проглотила последний кусок жареного картофеля и запила остатками колы. Минус ещё две единицы провизии. Днище рюкзака было близко. Определённо, моё положение становилось незавидным.
— Хочешь ещё, Киппи?
Я едва не поддалась порыву и не подкинула ему ещё хлеба, но заставила себя закрыть рюкзак. Взгляд зверька стал разочарованным.
— Нельзя, дружок. Поверь, если бы я могла, то накормила бы тебя до отвала. Но так как ты теперь вроде как со мной, экономия должна распространяться и на тебя. Пойдём дальше. Скоро остановимся на ночлег и поужинаем. Может, встретим человека, о котором я тебе говорила. Договорились?
Не знаю, какие выводы сделал бельчонок из моей тирады, но он с готовностью отбежал на привычное место у дороги, когда я взяла фонарь в руку. Я улыбнулась:
— Умница.
Пустая бутылка колы осталась лежать на дороге. До сегодняшнего дня я усеяла дорогу множеством мусора: бутылками, обёртками из-под чипсов, консервными банками. Так что я поначалу не придала этому особенного значения, но, сделав три шага вперёд, резко обернулась.
Она лежала там, где я её оставила — прозрачная пластиковая бутылка с красной этикеткой. К внутренней поверхности прилипло несколько тёмных капелек. Бутылка валялась в самом центре дороги; будь здесь асфальт, там проходила бы разделительная полоса. Я спросила себя, умудрилась бы я не заметить эту бутылку, если бы шла по этой самой дороге чуть позже. Ответ был: нет. Такое явное свидетельство того, что до меня тут кто-то бывал, нельзя было проглядеть. Все эти обёртки и другие вещи кричали, что тут проходил человек.