Вечером он возвращался в крепость со своими людьми. Пыль, смешавшись с потом, облепила его лицо и тело. Юноша устал до предела, но был доволен: он сделал все, что в его власти, чтобы подготовить полки к предстоящему делу.
Но едва он остановил Круса и Дов, передал поводья конюхам и сошел на утоптанную землю, ощущение, что все в порядке, испарилось. Там его ждал Зугга, главный евнух царской зенаны: с красными от слез глазами, он, заламывая жирные руки, пискляво завывал от страха.
– Смилуйтесь, великий фараон! Я старался изо всех сил, но она коварна, как лиса. Она перехитрила меня.
– Какая еще лиса? – спросил Нефер, хотя догадывался, кто это может быть.
– Царевна Минтака.
– Что с ней? – В голосе Нефера прорезалась тревога.
– Она сбежала и увела за собой царевну Мерикару, – промямлил Зугга, не сомневаясь, что его отдадут в руки палача с удавкой.
Почти всю дорогу до Авариса Минтака и Мерикара провели в зашторенном паланкине. Придвинувшись поближе, они шепотом обсуждали планы побега. Девушки быстро отвергли идею захвата колесницы сопровождения. Они знали, что в том маловероятном случае, если им удастся обмануть или одолеть колесничего, через час за ними в погоню пустится вся египетская армия во главе с разгневанным фараоном. Постепенно в ходе обсуждения родился замысел получше.
Главная задача Минтаки состояла в том, чтобы подольститься к Зугге, их охраннику и тюремщику, и убедить его в смиренной покорности его власти. Когда четыре дня спустя они добрались до дворца в Аварисе, царевна полностью его одурачила, создав образ особы в высшей степени покорной и безобидной. И тогда самым милым и убедительным тоном попросила разрешить ей и Мерикаре посетить храм Хатхор, чтобы помолиться за Нефера и его победу в грядущей битве. Скрепя сердце, Зугга согласился, и обе девушки получили возможность провести почти час наедине с верховной жрицей в святилище храма. Главный евнух в тревоге ждал у двери: ни одному мужчине, даже кастрату, не дозволялось входить в святилище.
Велико было облегчение Зугги, когда Минтака и Мерикара наконец появились вновь, обе красивые, скромные и невинные, как любая из послушниц храма. Несколько дней спустя, когда они снова попросили разрешения помолиться в храме и принести жертву богине, Зугга согласился на это и вразвалку пошел рядом с паланкином, беззаботно болтая с девушками через занавеску и пересказывая царевнам самые пикантные дворцовые сплетни.
Верховная жрица снова ждала в переднем дворе храма, чтобы приветствовать Минтаку и Мерикару и отвести их в святилище. Без всякой задней мысли Зугга уселся ждать возвращения пары венценосных красавиц. По приказу верховной жрицы две послушницы принесли ему блюдо с жареным цыпленком и рыбой, а также большой кувшин превосходного вина. Евнух проглотил все и опустошил кувшин, а затем прикорнул в тени статуи, изображавшей богиню в обличье коровы. Когда он пробудился, солнце уже село и он был один. Зугга увидел, что носильщики ушли. Он поднял с земли свое грузное тело и ощутил, как внутри у него все сжалось от томительной тревоги. Он закричал и замолотил в двери храма посохом. Прошло немало времени, прежде чем к нему вышла жрица.