Это была неудача и неудача заслуженная: несмотря на пробивающееся искреннее чувство, на живость некоторых описаний и сцен, произведение имело ученический, подражательный характер. Вероятно, и сам Гоголь это чувствовал; ведь идиллия его полностью или в значительной части была написана ещё в Нежине. Суровому опыту, почерпнутому Гоголем в Петербурге, произведение его отвечало уже не вполне.
Во всяком случае, осознав поражение, он решает истребить книгу, чтобы и памяти о ней не осталось. Вместе с Якимом собирает по книжным лавкам все экземпляры, сносит их в специально снятый для этого номер гостиницы (домой нести побоялся!) и сжигает.
Это второе известное нам сожжение Гоголем своего произведения.
Лишь случайно уцелело несколько экземпляров. Знал о случившемся и гимназический друг Гоголя Н. Я. Прокопович, живший в это время с ним на одной квартире. Знал, да помалкивал; лишь после смерти писателя рассказал он обо всём его биографу П. А. Кулишу…
Вскоре после уничтожения "Ганца Кюхельгартена" в июле 1829 года Гоголь внезапно покидает Петербург и отправляется за границу. Деньги для этой поездки он взял из той суммы, которую прислала мать для погашения долга в Опекунский совет*.
Поездка продолжалась всего два месяца: побывав в северо-немецких городах Любеке, Травемюнде, Гамбурге, Гоголь к концу сентября так же внезапно, как и уехал, возвратился в Петербург.
"Каково было удивление Прокоповича, когда он, возвращаясь вечером от знакомого, встретил Якима, идущего с салфеткою к булочнику, и узнал от него, что у них "есть гости!" Когда он вошёл в комнату, Гоголь сидел, облокотясь на стол и закрыв лицо руками. Расспрашивать, как и что, было бы напрасно, и, таким образом, обстоятельства, сопровождавшие фантастическое путешествие, как и многое в жизни Гоголя, остаются до сих пор тайною".
Всё это записал Кулиш со слов очевидца событий Прокоповича.
О заграничной поездке Гоголь мечтал давно, ещё в Гимназии; обсуждал эту идею в переписке с Высоцким. Но та поездка должна была быть обдуманной, преследовать цели самообразования. Случилось же всё иначе: импульсивно, стихийно, внезапно. Намерение Гоголя определялось состоянием аффекта, необходимостью немедленной смены обстановки, потребностью во встряске. Ясно, что такой шаг был совершён в состоянии крайнего расстройства, к которому, в свою очередь, привела целая вереница неудач, начиная с безуспешных поисков работы и кончая провалом "Ганца Кюхельгартена".
Возможно, к этим неудачам прибавилась ещё другая, интимного свойства. Объясняя мотивы своего внезапного отъезда, Гоголь писал матери, что встретил женщину необыкновенной красоты, глаза которой пронзают сердце и причиняют невообразимое мучение. И он увидел, что "нужно бежать от самого себя", чтобы "сохранить жизнь, водворить хотя тень покоя в истерзанную душу". Эта мотивировка впоследствии была дружно оспорена биографами: дескать, не мог Гоголь любить женщину, а его склонность к мистификации, к выдумыванию ложных объяснений и предлогов широко известна…