Посреди всего этого великолепия бродили дамы в черном, юноши в обтягивающем, несколько пенсионеров и толстый черный кот в ошейнике, украшенном сияющими медными заклепками. На стуле в углу сидело неподвижное существо в черном балахоне до пят и черной бархатной маске. В руках существо держало смирного черного петуха.
Осмотрев предметы, я осмотрел дам и юношей. В черных вельвете и коже, распустив длинные волосы, сжимая в руках амулеты и мундштуки, эти гордые и свирепые андрогины бродили по зальчику и обменивались быстрыми острыми словами и взглядами. Улыбаясь, они словно давали понять, что видят и ценят равных, а на меня смотрели презрительно и бесстрашно. Время от времени кто-то из них наклонялся к коту и, если толстый ленивый кот не успевал увернуться, прикасался двумя пальцами к черной шерсти. После этого те же два пальца подносились ко лбу и сердцу.
Сзади меня взяли под локоток. Повернув голову, я увидел прекрасную вдову. Лицо ее было серьезно. Поверх черного свитера висели на двух толстых золотых цепочках золотой медальон и маленькая сморщенная косточка.
— Что вы здесь делаете?
— Зашел случайно, — ответил я, не зная, следует ли мне с этими словами поцеловать прекрасную или воздержаться от поцелуя. Хотя в последнюю нашу встречу она и я расстались друзьями, невозможно было предугадать, в каком качестве мы встретились теперь. Я колебался. Прекрасная озабоченно нахмурилась. Целовать ее сейчас было бы глупо.
— Разве нельзя? — спросил я. — Ведь вход был свободный.
— Сейчас будет жертвоприношение, — сказала она шепотом.
— А, — сказал я. — Это что-то такое из авангардного кино.
Дама глазами указала мне на петуха:
— Настоящее.
— Бедное животное, — сказал я совершенно искренне. — Что же оно им сделало?
Петух сидел так деликатно, выглядел таким кротким. Глазки его не блестели, перья не топорщились. Он изредка поводил головой из стороны в сторону и томно разевал клюв.
— Какой воробушек, — сказал я умиленно. — А в честь чего его? И почему не в полнолуние?
— Сегодня особый случай, — сказала дама. — Обряд совершается в неурочное время, не во всей полноте, в присутствии профанов… в общем, не имеет подлинной мистической силы. Посвященные вроде бы как устраивают перформанс для публики, понимаете?
— Ну и в чем же тут перформанс? — спросил я.
— Мастер приоткроет Тартар, но, поскольку обряд будет неполным, никто не пострадает. Зато публика уверует.
— А кто эти люди, сатанисты?
— Кого здесь только нет, — сказала дама спокойно. — На эти перформансы стекается дерьмо со всего города. В первый раз было очень много журналистов, они столько потом понаписали и так возмущались, что народ повалил валом. Но мало кто приходит дважды.