Смех Оберона эхом сотряс его ветви, и осыпавшиеся с них листья снова закружились вокруг Тьюлип.
– Сестрички! Так значит, они еще здесь, в этом мире? Я перестал ощущать их дух после гибели Урсулы. Я испугался тогда, что они покинули нас, оставив здесь все, что в них было лучшего. – Увидев замешательство на лице принцессы, Оберон улыбнулся. – О да, я знаю сестричек. Мне ведомы все их деяния, все их тайны, их предательства и их привязанности – но не мне говорить о них. Мое дело сейчас – заставить темную фею расплатиться за ее преступления. Я почувствовал ее стремление сюда и ее темные намерения. Не могу передать, как мучительно было мне слышать крики и стоны наших собратьев, когда Малефисента выжигала Страну эльфов и фей огнем. Они горели, а я ничем не мог им помочь. Но сейчас мы вновь на свободе. Мы долго ждали этого дня, но теперь темная фея расплатится за все своей жизнью.
Откуда-то издалека до ушей Тьюлип донесся едва слышный крик. Оберон тоже уловил его и опустил голову, разглядев у подножия маяка Нянюшку.
– Поднимайся к нам, дорогая моя. Воспользуйся своими крыльями, – приказал Оберон, и в следующий миг Нянюшка уже парила в воздухе вровень с Тьюлип.
– Только ради тебя, Оберон, – сказала Нянюшка.
Король фей посмотрел на нее с нежностью:
– Полагаю, ты собираешься замолвить словечко за твою бывшую воспитанницу, твою приемную дочь? Хочешь попытаться спасти ее от моего гнева, хотя она полностью его заслужила? Мне больно огорчать тебя, моя маленькая госпожа, говорю об этом совершенно искренне, но я не могу оставить ее преступления без наказания. А как она отплатила тебе за всю твою доброту к ней? Она едва не уничтожила все живое в Стране эльфов и фей. Она едва не убила тебя – и до сих пор способна на это.
– Ты же знаешь, что это случилось по ошибке, – стояла на своем Нянюшка. – И это была моя ошибка. Если тебе нужно взвалить на кого-то вину за случившееся, накажи меня.
– Ты и так уже слишком сильно наказала себя, моя драгоценная, – усмехнулся Оберон. – Я не могу сделать тебе ничего такого, чего ты ни сотворила бы с собой сама.
Убитая горем Нянюшка тяжело вздохнула:
– Но ведь то же можно сказать и о Малефисенте. Сестрички говорили мне, как она годами казнила себя за все, что наделала!
– Но она не извлекла никакого урока, – покачал головой Оберон. – Она лишь еще глубже погрузилась во тьму. Ее поступкам нет искупления. Если бы она выбрала иной путь и стала такой ведьмой, какой ты надеялась ее увидеть, нас бы здесь сейчас не было. Ты ведь знаешь, что я говорю правду. Ты знаешь, что я справедлив и умею сострадать другим. Не было такого, чтобы я налагал наказания незаслуженно. Прошу тебя, используй свой дар и взгляни на ее преступления непредвзято. Я видел, как она совершала их. А ты отказалась смотреть. Возможно, это твой единственный проступок по отношению к ней.