— Постыдись! — крикнул Батыр. — «Мой народ»… Враг ты своему народу, вот кто.
— Да я… Сколько скота у меня калтаманы угнали за границу! Нищим сделали. Неужели же я сам, своими руками отдам им добытое потом?
— Это ерунда, — сказал Юрин. — Никто ваш скот через границу угнать не мог, если вы сами того не захотели. Не те времена. — Он раскрыл тетрадку, спросил: — Сколько вы сдали шерсти?
— Четыреста баранов остриг и все, до последнего грамма, отвез в город, — быстро ответил Атанияз.
— А всего баранов сколько?
— Четыреста.
— А пастухов?
— Ай, да какие у меня пастухи? Сыновья за стадом смотрят. Ну, двое-трое помогают им, так это по-соседски.
— А вот у нас сведения, что на вас работают более сорока чабанов. Чьих же баранов они пасут?
— Не знаю, аллах свидетель, не знаю. Не мои бараны. Кто там чьих баранов пасет — не знаю, не ведаю.
— Ладно, — Юрин захлопнул тетрадку. — Вот вы говорили, что охотно, даже с радостью поможете Советской власти. Что ж, помогите. Пришлите всех этих людей — мы вам фамилии дадим, если уж вы их не знаете, — пришлите в поселок. Нам надо поговорить с ними.
Наступила тишина. Потом Атанияз тихо засмеялся.
— Вы шутите, товарищ, — сказал он. — Как же я заставлю их приехать, если они не хотят? У каждого своя голова. И руки. Хе-хе… Дадут по шее — долго будешь помнить.
— Не хочешь? — снова поднялся Батыр, темнея от гнева. — Отказываешься? Да еще смешки!..
Атанияз поднялся. Сказал с обидой:
— Стыдно мне с моей бородой… Но чего не могу, того не могу…
Батыр остановился против него, долго, испытующе, словно видел впервые, разглядывал, потом, сощурившись, с угрозой в голосе сказал:
— Мы тебя предупредили, Атанияз. Про твои темные делишки нам все известно. Так вот — через неделю не будет здесь твоих чабанов — пеняй на себя. Шутить не будем, ты знаешь. Ты бородой клялся. Не сделаешь, что говорим, знай: борода твоя, а рука — моя. Понял?
У Атанияза тряслись губы — от злости и обиды.
— Я все сделаю, — невнятно ответил он. — Детей в пески пошлю, скажу, чтобы ваши слова передали. Но что получится — не знаю. Не в моих силах, поверьте.
— В твоих, — уверенно сказал Батыр и круто, по-военному повернулся к нему спиной.
— Так… я… пойду, — пробормотал Атанияз и, кланяясь, стал пятиться к двери.
Он уже взялся за ручку, когда Батыр, не оборачиваясь, остановил его:
— Постой. Иди сюда.
Атанияз робко приблизился, перебегая глазами с одного лица на другое.
— Я слушаю.
У Батыра от напряжения снова стала дергаться жилка под правым глазом. Но он все так же стоял к нему спиной, широко расставив ноги и заложив руки за пояс.