– Они самые, – еще шире улыбнулся Васин. – Пушкари-самоучки. Причем во всеоружии. Каюк теперь немцу! Пойдемте встречать.
Титоренко, чертыхаясь, вышел вслед за сержантом на дорогу и в изумлении замер на обочине.
19. Июль 1941 года. Пушкари…
Приятели потрудились на славу. К толстым бревнам, распиленным с одного конца до половины толщины и сколотым вдоль до пропила, с выдолбленными на плоских частях сколов углублениями железными обручами, были прикреплены пушечные стволы. Деревянные ложа, в свою очередь, были закреплены на толстых металлических осях с широко расставленными небольшими железными колесами от тележек. Задние части слегка отесанных бревен были просверлены насквозь и шкворнем соединялись с тележными передками. Эти грубо сработанные сооружения, каждое по отдельности, тащили лошади.
«Можно ли вдвоем за такое короткое время соорудить что-либо подобное? – мысленно задал себе вопрос Титоренко и сам себе ответил: – Оказывается, можно». – Он восхищенно покачал головой.
Оба старика весело поблескивали глазами и улыбались, довольные произведенным впечатлением.
Титоренко подошел к импровизированным орудиям и с интересом оглядел их.
– Как пушки называются? – спросил он Митрофаныча. – Есть у них какая-то классификация?
– А как же, есть, – Митрофаныч с видимым удовольствием похлопал по стволу орудия и давно заученными словами ввел лейтенанта в курс дела: – Полевая артиллерия делится на тяжелую и легкую. К тяжелой артиллерии относятся кулеврины и шланги с массой снаряда от 15 до 24 фунтов. А это, – Митрофаныч снова похлопал ладонью по стволу пушки, – легкие полевые орудия и относятся к фалькам, или фальконетам. По музейной регистрации наши пушки называются фальконетиками с массой ядра или картечи примерно в фунт или немногим более. По современным меркам, это от полукилограмма до килограмма, а по старинным русским меркам – весом от половины до целой гривенки. Значит, наши пушки можно считать орудиями одногривенного калибра.
– Постой-постой, – лейтенант замахал руками, – мне эти подробности ни к чему. Времени нет. Ты скажи мне одно, можно ли из этих сооружений стрелять? – лейтенант подошел вплотную и тоже хлопнул ладонью по пушечному стволу.
– Можно.
– Можно? – Титоренко с сомнением покачал головой. – Да ваши лафеты больше одного выстрела не выдержат!
– Не исключаю и такую возможность.
– Не понял? – Титоренко удивленно поднял брови.
– А у нас пороха кот наплакал, – ответил Митрофаныч, – по второму разу стрелять все равно не придется.
– Понятно, – произнес лейтенант и уже безо всякого интереса положил руку на овальную часть казенной части пушки: