Дух подчиненности не был ограничен диктаторским режимом как таковым, но также проявлялся и в структуре экономики страны. На нашем заводе, например, имелось все для обслуживания коллектива, то есть продовольственный магазин, школа,-клуб, жилые дома, и все это зависело более или менее от руководства завода. Работник завода не только в служебном, но и в личном плане дол жен был выполнять волю директора завода. Поэтому перевод на другой завод или другое место работы вызывал большие трудности. На нашем заводе это было практически невозможно по причине соблюдения секретности. Для рабочих и служащих это было похоже на зависимость, схожую с рабством, как это было в прежние времена, когда крестьянин зависел от землевладельца. Многократно я был свидетелем того, как директор завода ругал служащих, обращаясь к ним на «ты», в то время как работник покорно стоял перед ним. (Это не относится, конечно, к уже упомянутому «симпатичному генералу», который был директором завода в начальный период, он действовал человечнее, если кого-то нужно было отругать). Другой пример: футбольная команда нашего завода проиграла команде другого завода, директор отругал спортсменов со всей строгостью и пообешал при повторном проигрыше понизить их в должности!
После того, как при описании положения советских рабочих я должен был употребить слово «рабство», я.хотел бы сделать небольшой экскурс в эту тему. Даже если допустить, что обязательства трудящихся перед их предприятиями были бы ослаблены, остается фактом, что государство наряду со своей ролью законодательной и исполнительной власти играет также и роль единственного работодателя. Не является ли это и фактом рабовладения? Так как государство действует диктаторски от имени маленькой группы людей, и это происходит при соблюдении строжайших идеологических установок, то я не могу не спросить: «Не является ли это приближением нового средневековья? Была ли либеральная эпоха только эпизодом в истории человечества?» Некоторые тенденции у нас, на Западе, говорят в пользу подобной мысли, хотя и развиваются на совершенно другом фоне. У нас - это широкое внедрение техники, делающее нас рабами наших машин и компьютеров. Сочтены ли дни свободы? Когда же закроются «ножницы», образованные с одной стороны развитием техники, а с другой стороны государственной властью? Не был ли либеральный образ мысли роскошью, которую могут позволить себе в начале века усталые монархии, которые, как известно любому человеку в возрасте, были удивительно терпимыми, не понимая, что стоят на глиняных.ногах. Невольно напрашивается сравнение этих монархий с терпимостью пожилых людей, основанной на том, что пожил ые сделал и уже много глупостей, которые задумали, на самом деле, в молодости. Это называют мудростью стариков. Эта мудрость прекрасна, но не защищает от приближения смерти. Пусть это так, но пока я жив, я могу лишь подхватить возглас: да здравствует свобода! .