Вопросов не было.
— Начнем с простого. — Энгус вытащил из кармана стеклянный шар величиной с небольшое яблоко. — Рассмотрите-ка его хорошенько. — Он протянул штучку Нимуэ.
Шар был увесистый, прозрачный, цвета морской воды, солнечный свет проходил через него, преломляясь и разбрасывая по земле бирюзовые пятна. Нимуэ передала его Каэр. Каэр немного покачала его на ладони и бросила Мирддину. Мирддин покрутил безделку в руках и вернул Энгусу.
— Закройте глаза и представьте, как держите в руке этот шар.
Нимуэ почувствовала прикосновение к вискам — Каэр и Энгус, справа и слева. Это отвлекало. Она сконцентрировалась и восстановила в воображении нужный образ — материал, плотность, цвет, гладкая поверхность, блики света.
Вдруг она ощутила мягкий толчок изнутри головы. Мир вокруг будто сжали по вертикали. Цвета сместились — будто она надвинула на глаза фильтр.
Стеклянный шар на ладони был синим, теплым, тяжелым — и был зеленым, легким, холодным. Одновременно.
Нимуэ сосредоточилась. Оказалось, что восприятие можно переключать.
Синий.
Зеленый.
Синий.
Зеленый.
Синий.
Легкий.
Тяжелый.
Легкий.
Тяжелый.
Легкий.
Мир дрожал и расплывался, как сквозь марево над костром.
— Четыреста... тридцать... семь граммов, — напряженным голосом сказал Мирддин.
Энгус разорвал контакт.
— В Аннуине, — сказала Каэр, — вам нужно будет уметь очень хорошо отличать себя от не-себя. Вам повезло, у вас хороший разброс в полярности. Разобраться будет проще. Но для начала вы должны решить, согласны ли вы продолжать. Обмен информацией всегда идет в обе стороны, и чем дальше, тем интенсивней. Сейчас мы с Энгусом обеспечиваем вам безопасный коридор, но дальше вам придется работать напрямую.
Это следовало обдумать.
Нимуэ шла по берегу озера, по самой кромке. Озеро было небольшое, но глубокое, с изумрудной водой, окруженное горами, которые вставали друг из-за друга, будто декорации в старинном театре — ровными уступами, и каждая следующая была все синей и темнее предыдущей. Там, где у озера был «рог» полумесяца, будто сходились две стены — светлая, лиственная, и темная, хвойная. Справа вставали березы, и рябины, и тополя, слева — сосны, и пихты, и кедры, и лиственницы. Многие кедры росли почти горизонтально — стволы, вывороченные из земли бурей, ложились на землю, ветви вздымались вверх — и продолжали расти. Ох, и бури это были — если сесть в выемку у корней, там можно было бы поместиться целиком.
Как отличить себя от не-себя?
Нимуэ никогда раньше не приходило в голову задаваться таким вопросом. Были отец и мать, был дом, Грозовая башня; были горы, леса, водопады, белки, снующие в ветвях; карпы в прозрачных ручьях; серовато-розовые раковины, сворачивающиеся спиралью, пустые и звонкие; ступени винтовых лестниц...