Решив послушать явно более сведущего в таких делах напарника, я повернулась лицом к стене, скрутившись калачиком, и закрыла глаза.
Ментальное вмешательство, значит. Логично — мы не сможем соврать и будем отвечать на вопросы предельно честно. Только вот будут ли иметь значение наши даже самые честные показания?
— Хони, спать. — на меня упало еще одно покрывало.
— Я сплю. — отозвалась я.
— Ага…у тебя даже спина страдальческая. — кровать заскрипела.
— А ты как, не замерзнешь? — я неловко заерзала, закутываясь в уютный кокон. Мик хмыкнул:
— А мне чего мерзнуть? Болото, туманы…на меня не повоздействуешь.
Согревшись, я провалилась в сон.
Разбудил меня зверский голод. Желудок уныло намекал, что пережито сегодня немало, а съедено совсем наоборот, и что не мешало бы хотя бы уравновесить количество потраченных сил на свежеполученные. Побаливала голова, но в целом чувствовала я себя неплохо.
Перевернулась на спину, выпутываясь из одеял. Китель уехал набок, жесткий воротник подпирал подбородок. Света в камере не было. Стояла такая кромешная тьма, что я с перепугу решила, что ментальная магия меня каким-то из своих последствий ослепила.
Откуда-то из темноты послышался смешок.
— Хони, не паникуй.
— Я не паникую. — из чистого упрямства огрызнулась я. — С чего ты взял?
— Не знаю. Ты шуршишь так…панически. — длинный зевок. — ночь, вот и погасили свет…
Я немного успокоилась, выпуталась наконец и спустила ноги на пол.
— А поесть случайно не приносили? — с надеждой спросила я, наощупь переплетая косу. Хотя я бы проснулась, если бы кто-то посторонний вошел.
— Приносили. — обрадовал меня Мик. — с кровати два шага вперед, потом шесть — направо…
Вытянув руки вперед, я шагнула в указанном направлении. Спустя ровно шесть шагов я врезалась в край стола. Ощупывание столешницы закончилось вляпыванием моей пятерни во что-то жирное и мерзкое.
— Там мясо с соусом. — с опозданием предупредил меня Мик.
— Я нашла. — с отвращением обнюхав руку, которая, однако, пахла неплохо, я слизала соус. — а столовые приборы тут были?
Есть наощупь оказалось на удивление неудобным делом. Напрягало то, что я не вижу, что и чем я ем; осталось ли что-то в тарелке или я все съела, куда я сунула только что надкусанный кусок хлеба…
Мик смеялся до икоты и выдавал язвительные советы со скоростью магомета. Оставшуюся корку я, не выдержав, пульнула в темноту на звук голоса.
— Ого, Хони еду отдает…добровольно! — восхитился северянин и хрупнул этой самой едой. Я наощупь добралась до его кровати и села рядом.
— Долго нам еще сидеть? — как-то тоскливо вышло.