Ты вспоминаешь, как вы ненавидели строевую подготовку, эти бесконечные марши и броски с винтовкой «гаранд» за спиной, которая и без магазина весила немало — плечо просто отваливалось. Вы не имели ни малейшего понятия о том, что позднее назвали сознательной дисциплиной: обсуждали приказы, наполеоновские замашки Тибурона и, разгорячившись, большинством голосов то производили его в сержанты, то через неделю понижали в звании в зависимости от того, насколько он докучал вам шагистикой и насколько успешно, по вашим понятиям, шли дела с боевой подготовкой у вашего славного взвода. Вам не терпелось поскорее научиться обращению с оружием; вы считали тогда, что это единственное, в чем вы нуждаетесь, поскольку всего остального — храбрости, силы духа — у вас в избытке, и в милисиано вы записались главным образом для того, чтобы заполучить в руки оружие.
Был у вас и взвод, состоявший из представительниц прекрасного пола — девушек в облегающих блузках и узких брюках, всех возрастов и на все вкусы, — что служило дополнительным стимулом к тому, чтобы трижды в неделю ездить к месту сборов и по нескольку часов упражняться до изнеможения. Как правило, девушки, несмотря на природное кокетство, куда серьезнее, чем вы, относились к занятиям, а некоторые даже добились лучших результатов в стрельбе из винтовки двадцать второго калибра, которую после язвительных наставлений сержанта они поочередно наводили то на пустую консервную банку, то на неприметный сучок беззащитной сейбы[131]. Девушки ведали и лазаретом, размещавшимся в хлопавшей на ветру палатке, куда с жалобным видом стекались истомленные милисиано, нуждавшиеся не столько в лекарствах, сколько в ласковых улыбках — для поднятия боевого духа. В их числе был и ты, не проронивший ни стона, как и подобает настоящему мужчине, когда с трудом стягивал недавно выданные тебе ботинки, обнажая стертые в кровь ноги, чтобы испытать прикосновение чудодейственных рук Чины, непревзойденной мастерицы по части многозначительных взглядов, или Кармиты, миниатюрной и изысканной, как флакон дорогих духов, или Дорис, Чарито, Луисы и многих других, скрашивавших вам часы занятий, которые проводили наивные, но пылкие наставники, учившие вас азам военного дела.
Был еще один взвод под эвфемистическим названием «Революционный резерв», куда входили ветераны в выцветших фуражках и непромокаемых шляпах, в шарфах, обмотанных вокруг морщинистой шеи, в клетчатых гетрах до колен, с рюкзаками, набитыми пилюлями от хронических недугов. Эти старики принесли с собой ностальгический дух и лозунги Испанской республики, память о поражении революции тридцать третьего года и несбывшихся надеждах на Чибаса, обновленные идеалы времен своей молодости — когда тебя еще и в помине не было — и готовность отстаивать их до конца, невзирая на кашель и одышку, наводившие на грустные размышления. Нечего и говорить, что для вас, нового поколения, они сразу же стали мишенью для насмешек. Злые языки уверяли, что старичье отпустили под честное слово из богадельни и что от одного только запаха мазей и нафталина янки разбегутся, не сделав ни единого выстрела. Однако, когда дошло до дела, взвод ветеранов сражался наравне со всеми, проявив мужество, волю и стойкость, и потом многие из этих стариков воевали в горах Эскамбрая — родственник Тони, к примеру, у которого было плоскостопие и куча разных болячек, или продавец лотерейных билетов из вашего квартала, такой хлипкий — в чем душа держится!