Дядя Хорхе поднялся чуть свет и сейчас вдыхает свежий воздух, запах йода и селитры, доносящийся из бухты как напоминание о давно ушедших годах, когда он плыл на Восток в поисках веры и спасения для своей смущенной души. Он приветствует, по обыкновению, восход солнца — светила, посылающего нам с невидимыми волнами жизненную силу — прану, колебания, приводящие в движение разум, которые суть сумма всех энергий: тепла, света, электричества, магнетизма. Он приступает к сложным асанам — позам, которым его обучил один йог, чтобы сосредоточиться, освободиться от тела — хилого, измученного вместилища зла — и возвыситься над бытием, которое сводится к тому, чтобы четырежды страдать: при рождении, в старости, от желания и на смертном одре. Таковы четыре закона мира, в безумии коего легко убедиться, коль скоро американский президент угрожает уничтожить все одним ударом. Хорхе слышал об этом по радио и читал в газетах; впервые за много месяцев он раскрыл их, чтобы узнать о происходящих событиях, в которые никогда бы не поверил, если бы сам не прочел. Тревожные известия мешают ему отвлечься, удалиться от шума, от предметов, от окружающих его несчастных существ и предаться размышлениям в ожидании звездного часа. Он делает вдох, стараясь удержать воздух в желудке, в пупке, в носу, в щиколотках и в то же время расслабить мышцы ног («к сожалению, чересчур тощих», — подмечает он рассеянно). Потом повторяет про себя свою личную мантру[191]: пусть он не знает точного значения этого санскритского слова, зато мантра помогает ему обособиться от окружающего мира. Он с трудом разгибает спину, сгорбившуюся под тяжестью прочитанных книг и многолетнего самоанализа, в который Хорхе, забыв о времени и людях, углубляется, когда сидит на скамье в парке и сосредоточенно разглядывает землю у своих ног, муравьев, беспечно снующих в поисках хлебных крошек. Он опускает правую руку на левое колено, стараясь создать внутреннее движение, подсознательный поток, который отключит его чувства и сделает неслышными грохот грузовиков, набитых милисиано, голоса стариков и женщин, отправляющихся на заводы и фабрики, чтобы заменить мобилизованных, гудки пароходов, блокированных у выхода из бухты напротив крепости Эль-Морро, монотонный голос диктора, повторяющего одни и те же сообщения и сводки новостей. Хорхе хочет уйти от себя, высвободиться из-под контроля своего «я», дать возможность мыслям литься вольным потоком, бежать от хаоса людского разума, отыскать внутри себя дорогу к истинному покою, которого он никогда не мог по-настоящему достичь, несмотря на все упражнения и доктрины.