— Моя теща, Аврора Варфоломеевна, в диспансере венерическом регистратурой руководит. Така вжэ добра людына, хочь до раны прикладай. Думаю ей памятник при жизни поставить — зарыть в землю по пояс и бронзовой краской покрасить… Рассказывала, им в диспансер на днях ментовские опера проститутку с Кольцевой дороги привезли на обследование. Она сама немая, руками щось такое показует, молчит, и хоть ты тресни! На шее у нее висит табличка, а на ней все расценки за услуги написаны, вся что ни есть разблюдовка и всё в извращенной форме… Ну, ничего, они там всякого навидались, особенно моя теща… Взяли они у нее кровь на анализ, а там — четыре креста!..
— А, что это за кресты? — не выдержав, спросил Сахно с округлившимися от удивления глазами.
— Ну, они показывают… Шо она никакая, не немая, — на миг задумавшись, пояснил Хоменко. — Как только они ей об этом сказали, она сразу й заговорила. Говорит, шо она сама з села, и то мать ее ро́дная в город послала, шоб она отак денег на коняку заработала, «бо трэба ж зорать, а потим заволочыть». А так, воны удвох з матерью сами в плуг впрягаються и таскають его по полю. Тут все кругом начали ее жалеть, пряники давали, но недолго… Оказалось, она сама з Киева, дочка одного здешнего владельца ресторана, кстати, на Крещатике находится, можем зайти познакомиться, и в селе никогда не была, даже проездом. Просто полюбляет это дело, и все тут…
То ли дармовая водка была паленной, то ли на халяву Хоменко наливал себе больше, чем остальным, но его сильно развезло. Цуркан, хорошо изучивший повадки своего командира, склонялся к мнению, что, скорее всего, имело место и то, и другое. Внезапно Хоменко замолк и, сняв туфли, начал внимательно их изучать, стоя на асфальте в небесно-голубых, светящихся в темноте фосфорическим светом носках. Этими носками Хоменко до чрезвычайности гордился, он дал торжественный зарок, что будет их носить, не снимая до победы на выборах Януковича, кандидата от правящего президента. Это была довольно самоотверженная клятва, поскольку его знаменитые носки в темноте светились, как гнилушки на болоте. Когда он вечером шел по улице, они привлекали внимание всех проходящих мимо собак, из-за чего ему уже не раз пришлось зашивать свои штаны.
— Смертельно спать хочется, — громко зевнув, сказал Хоменко, — Но не с кем…
Неожиданно Хоменко захотелось курить.
— Так, внимание, господа подчиненные! Давайте закурим, — с пьяной требовательностью призвал он.
Но, ни Цуркан, ни Сахно не курили, хотя из уважения к своему командующему могли бы на всякий случай иметь при себе сигареты, о чем он сделал им вполне обоснованное, замечание. Хоменко никогда не упускал случая подчеркнуть, что он здесь начальник, а они его подчиненные. Неудовлетворительно соблюдавший субординацию Цуркан, внимательно посмотрел на него, покачал головой и сказал: