Когда Очерету бесконечно долгими часами приходилось вести наблюдение из засады, он сравнивал себя с охотником. Досконально изучив и представив себе во всех подробностях, что собой представляет цель, охотник выбирает оружие и изготавливает его к предстоящей охоте. Само собой разумеется, в охоте на этого зверя не обойтись без серебра. Охотник берет серебряную сахарницу, отламывает у нее ручку, достает тигель и аккуратно, не торопясь, отливает из нее пулю, тщательно отмеривает потребную навеску пороха, снаряжая свой единственный патрон. Осторожно, с оглядкой, идет по следу, выслеживая зверя, и убивает его одним выстрелом прямо в сердце. А потом любит его всю жизнь, потому что шкура убитого зверя, прибитая на стене, принадлежит теперь только ему одному.
В двадцать один час и ни минутой позже из дверей «Avis’а» выпорхнули две женщины. Оживленно болтая и пересмеиваясь на ходу, они быстрым шагом направились вниз по улице в сторону метро. «Вырвались из клетки, сороки», — провожая их взглядом, сказал про себя Очерет. Через полчаса на пороге офиса показался Напханюк. Он стоял, не торопясь спускаться по ступеням, их было шесть. Очерет приходил сюда днем и не поленился их сосчитать: пять одинаковых и шестая, совсем невысокая, почти вросшая в землю. Напханюк долго и внимательно осматривал пустынную улицу, будто остерегался ступить на предательский тротуар. Он напоминал хищника, почуявшего опасность: выжидал и принюхивался, настороженно поглядывая по сторонам. Прошло несколько бесконечно томительных минут. Напханюк поговорил с кем-то по мобильному телефону, надолго застыл, облокотившись на массивные хромированные перила, тускло отсвечивающие в темноте. И… ‒ вернулся обратно в офис.
Нет! Как бы ни так! Оказывается, он просто запирал дверь. Он еще немного постоял, что-то выжидая, и неожиданно пристально посмотрел в сторону, пригнувшегося за рулем Очерета. С такого расстояния да еще в темноте Напханюк не смог бы его заметить, но Очерет сразу же отвел глаза. Он не сомневался в том, что некоторые люди каким-то шестым чувством ощущают направленный на них взгляд. Чем обусловлен этот феномен, обострением зрения или неизученным физиологами чутьем, его не интересовало, но он всегда учитывал этот фактор. Подозрительно озираясь по сторонам, Напханюк поспешил в сторону своего «Джипа», глыбой чернеющего через дорогу напротив офиса.
Мотор девятой модели «Жигулей» тихо урчал, скорость была включена, теперь все замыкалось на нажатой педали сцепления. «Иди сюда, дорогой. Здесь тебя ждут с цветами», — нацелившись взглядом на Напханюка, пробормотал Очерет. Не включая фар, он беззвучно направил неразличимую в темноте машину цвета «мокрый асфальт» вниз по улице в сторону приближающегося Напханюка, включил дальний свет и вдавил в пол педаль акселератора до упора. Мотор взревел, приемистая машина, казалось присела, и прыгнула с места, как лягушка за мотыльком. Перед капотом мелькнуло белое пятно лица с взметнувшимися к глазам руками. Левое переднее колесо с лету преодолело возникшее под ним препятствие, зато заднее, сильно подбросило, когда оно переехало тело.