А история с погибшим студентом и агентом-сетуньцем? А интерес, Лины к походу в Курчатник? Не зря же завлаб не хочет прибегать к услугам золотолесцев…
Егор понял, что запутался. Ясно одно – расспрашивать спутницу о таких вещах не стоит. В лучшем случае, дело закончится ссорой, и он лишится великолепной любовницы. А в худшем…
Что будет в худшем – он представить не мог и гнал тревожные мысли прочь.
– А там что?
Вдали, за чашей Большой Арены, сияли золотом церковные купола.
– А-а-а, это Новодевичий Скит. Там монахи живут, только они совсем чокнутые. Бродят по Лесу, проповедуют, церковное начальство из Замкадья не слушают. К ним пытались попасть посланцы патриарха – поговорить, образумить, убедить подчиниться. Так не пустили никого, а письма монахи не читают, выбрасывают за ворота. Говорят: в Лесу только Бог, а патриарх со своим Синодом власти здесь не имеют. И многие их слушают – и на Полянах есть часовни и во многих общинах. А ещё скитские нанимают егерей, искать старинные церковные книги, иконы по музеям и частным коллекциям, которые остались после Зелёного потопа. А найденное прячут в Скиту.
– Ты, я вижу, сама не из верующих?
Лина пожала плечами.
– А зачем мне это? Здесь мы сами себе хозяева. Прошлые грехи остались за МКАД, а за новые Лес с нас спросит, когда время придёт.
Что монахи, что проповедники Церкви Вечного Леса – нам ничего это не надо. И вообще…. – Лина тряхнула головой, так, что волосы рассыпались по плечам. – Сколько можно всякой о ерунде? Лучше пошли в посёлок! Вообще-то, университетских туда не пускают, но со мной можно.
Егор притянул девушку к себе, нашёл губами шею.
– Думаешь, пора знакомиться с твоей роднёй?
– А ты что, уже созрел? Ну, пусти, медведь, блузку помнёшь…
IV
Каждый раз, оказываясь здесь, Сергей испытывал чувство, близкое к благоговейному восторгу. Деревья, захватившие склоны Воробьёвых Гор от смотровой площадки и до устья Сетуни, не пытались состязаться друг с другом в высоте, с лихвой возмещая это массивностью стволов, разлапистостью ветвей и корней. Корни покрывали землю, сплетаясь между собой, подобно щупальцам огромных одеревеневших осьминогов; ветви служили стропилами и контрфорсами сводчатых залов, галерей, хоров из переплетённых жгутов древолиан. Здесь, в естественных криптах и приделах царил вечный золотисто-зелёный полумрак, а ближе к ночи вспыхивали мириады светляков – словно негаснущие свечи в величественном храме Леса.
Родник в овраге, прорезающем склон, обустроили задолго до Зелёного Прилива. Когда-то к нему вели бетонные ступеньки, а вода вытекала из трубы, вцементированной в плиту. Но древесные корни давным-давно превратили плоды рук человеческих в щебень, и теперь вода скапливалась в небольшом углублении, стекая к реке весело журчащим ручейком.