— И вы поедете туда одна! — воскликнул я.
— Да, если только…
И она вопросительно взглянула на меня. Ловушка захлопнулась над моей головою — словно четко сработала адская машина, запущенная двадцать лет назад.
— Не ходите туда, Катрин.
— Пойду. С вами или без вас — пойду.
Печального вида особнячки из красного кирпича штурмуют улицу Распятия.
— Вам не кажется забавным — носить фамилию Лакруа[5] и жить в доме на улице с таким названием? — спросила Катрин. — Ах, вот, смотрите. Дом номер 7. Это здесь. Ставни закрыты.
Они были еще и заколочены железными поперечинами.
— Ключ подходит! — воскликнула Катрин, отпирая решетчатую калитку.
Из-под разбитых плит, которыми был вымощен двор, пробивались высокие травы и крапива. Каштан, не подрезавшийся годами, загораживал часть северного фасада дома. Розовый куст жадно цеплялся за крыльцо. Цвела на нем лишь одна роза: кроваво-красная.
— Тихий уголок, — сказала Катрин.
Особняк слева был открыт, его крыша продавлена. У правого дома в окнах не хватало стекол.
— Пожалуй, трудно найти местечко еще тише, — согласился я, — разве что на кладбище…
Катрин толкнула входную дверь и зажгла карманный фонарик. Я заметил в вестибюле электрический счетчик и попытался включить ток. Тщетно.
— Катрин, вы чувствуете запах?
— Что за запах?
Она принюхалась и попыталась пошутить:
— Полагаете, так пахнет разлагающийся труп?
Дом пропах прогорклостью, гнилым деревом, затхлыми ковриками. Вонь так и стояла в горле. Я выхватил фонарик из рук Катрин и провел вокруг его лучом. В гостиной стояла какая-то мебель, почти развалившаяся.
— Но Катрин, в этом доме давно никто не живет!
Она уже взбежала на лестницу.
— Сюда, сюда, Нильс! Ой, ну и вонища! Быстрее сюда! Я ничего тут не вижу…
Я перепрыгнул сразу несколько ступенек.
— Что за безрассудство, Катрин! Этот особняк не сдается внаем. В запустении весь квартал.
Но Катрин упрямо поднималась наверх.
— Под самую крышу? — спросила она.
— На чердак, — уточнил я, все больше и больше тревожась.
Дверь на чердак была приоткрыта, словно тут кто-то ждал нашего прихода.
— Посветите мне! — крикнула Катрин. — Здесь уже совсем темно.
Я подошел поближе и прошептал:
— А вы ничего не слышали?
— Да чего? Вы нервный, как сиамский кот.
Она взяла у меня из рук фонарик и вошла.
Я остался на пороге, не в силах ни вернуться, ни пойти вперед. Я очень отчетливо расслышал шум на нижнем этаже, какой-то шелест, шорохи. И почувствовал, что рядом с нами кто-то есть. Я позвал:
— Катрин!
Крик ужаса прозвучал в ответ. Волосы на моей голове стали дыбом.
— Господи боже мой, Катрин!