Доктрина гиперанархизма (Самойлов) - страница 17

Интервьюер: Гм… Вы, конечно же, разъяснили все красиво и убедительно, но… не выходит ли так, что человек все равно в итоге принуждается Богом к тому, что ему заранее заготовлено, потому что, как ни крути, а в конце концов придется держать ответ за неповиновение? Тогда ни о какой свободе не может идти и речи, если заранее все предопределено.

Гиперанархист: Именно! Раз все заведомо предопределено — а потому и известно, — то человеку, повторюсь, отводится лишь незавидное амплуа рефлектирующего голема — марионетки, отыгрывающей на сцене ту роль, которая заранее уготована ей пьесой, в мельчайших подробностях расписывающей обстоятельства действия и его конечный исход. Тогда Бог если и допускает бунт, то лишь потехи ради. Весь смысл содержится как раз в неведомости и неизвестности замысла. Иначе о свободе человека просто не приходилось бы и говорить — здесь Вами замечено совершенно точно. Что же касается ответа, то ответ, конечно же, за распоряжение богоданной свободой держать придется, но достаточно обратиться к богословам, чтобы удостовериться в том, что то же самое церковно-христианское учение — если брать православие — заключает в себе как вероучительные, так и сугубо педагогические аспекты. Толпе, конечно же, полезно удовлетворяться одной только педагогикой. Совсем другое дело, что помимо толпы есть также качественное меньшинство.

Интервьюер: (Вскидывая руками, с возмущением в голосе.) Ну вот, теперь у Вас пошла вариация на тему «спасутся только избранные»!

Гиперанархист: (Выдержав незначительную паузу, в ходе которой угрюмо озирается на Интервьюера.) Я понимаю Ваше возмущение и, признаюсь, здесь есть моя вина, потому что в самом начале разговора я забыл упомянуть следующее: гиперанархизм, в отличие от того же анархизма — это доктрина принципиально элитарная, т.е. принимающая в расчет иерархический принцип, согласно которому между людьми наблюдается не только качественное различие, но и фундаментальное неравенство. Прошу только не сводить иерархию в ее значении ко столь уродливому явлению, как субординация, когда худшие оказываются на высоте и властвуют над лучшими, исходя лишь из своего вышестоящего положения. Но мы, гиперанархисты, не хотим подтасовывать факты под идеалы, поэтому признаем, что иерархический принцип в основном был всегда действен за пределами сугубо социальной парадигмы взаимоотношений между людьми. Другое дело, что в ту же феодально-сословную пору была также действенна в рамках общественной пирамиды максима «каждому — свое», когда всякий знал уготованный ему от рождения удел и мог найти вполне-таки достойное для себя применение, отвечающее его задаткам и способностям. Но во все века создавалась такая удручающая ситуация, при которой ничтожества из высших сословий почивали на лаврах первенства лишь по праву происхождения, между тем как выдающиеся самородки из низших сословий были вынуждены до конца дней своих прозябать на дне, поскольку для них не предусматривалось того, что принято сейчас называть социальными лифтами. Примеры Уильяма Шекспира и Михайло Ломоносова по такому случаю более чем убедительны. Конечно, это все были редкие исключения из общего правила, — а исключения, как известно, служат всегда подтверждению правила, — но сейчас, в нашу пору всесмешения, последовавшую за низвержением т. н. Старого порядка, худшие очевидно преобладают над лучшими, а лучшие поставлены в такие условия, при которых они вынуждены, дабы сохранить лицо и не раствориться в общечеловеческой массе «общества потребления», примерять на себя незавидное амплуа маргиналов, т.е. изгоев и отщепенцев. Но, повторюсь, мы не подтасовываем факты под идеалы, а потому признаем, что, хотя за крушением традиционных устоев стало лишь еще хуже, зато эти устои не были настолько прочны, чтобы оставаться навеки — выходит, туда им и дорога. Когда традиционные устои низвергались, то уже вовсю шла профанация иерархии и ее замещение субординацией, что не могло не сказаться на мистическом ореоле святости и незыблемости старых институтов, от которого все более оставалась лишь одна пародия. Сейчас эта пародия понемногу, но довольно уверенно возобновляется, причем в таких гротескных, причудливых и одновременно уродливых формах, что становится уже трудно отличить подделку от оригинала. Церковь учит, что Антихрист — если ему, конечно, суждено быть конкретной личностью, на что лично у меня имеются серьезные основания к тому, чтобы усомниться в этом, — будет во всем не противостоять Христу, а замещать Его, дублировать. Сейчас это можно узреть воочию, когда в традиционных институтах материя, говоря языком Аристотеля, выхолащивает форму, а сами эти институты становятся одиозными орудиями закабаления человека и контроля над ним. Замечу, что ко всему этому примешивается доминирование ценностей откровенно бездуховного, если не антидуховного порядка. В этом весь гротеск современной пародии, в которой вполне нетрудно отследить то, что церковь говорит о «царстве Антихриста». Вообще же, подытожу, иерархия и субординация — понятия далеко не тождественные, ибо иерархия дословно с греческого означает «священное правление», т.е. восхождение от низшего к высшему, латинское же слово «субординация» переводится как «соподчинение», а именно равнение младшего на старшего. Таким образом, если говорить более определенно, то иерархия духовна, а субординация сугубо материальна — если быть точнее, посюстороння. Поскольку же на земле нет ничего совершенного, то иерархический принцип даже в позадавние времена соблюдался не вполне и не всегда.