А вот всего остального я не догонял, хотя все причины и следствия видел собственными глазами с критически близкой дистанции.
Скажу вам по секрету, но ни что не оскорбляет меня больше, чем осознание собственной ограниченности, поэтому я, нынешний Вилли фон Бадендорф, злобно вращая глазами, поглощал Black Label и, яростно скрипя зубами, хрустел таблетками эника в надежде на хоть какое-нибудь чудо.
Чуда не случилось, но хоть настроение улучшилось настолько, что я смог время от времени глазеть по сторонам.
Тем временем по набережной, абсолютно игнорируя сложность мирового устройства, гуляли сотни счастливых людей. С ленцой потягивая горячий глинтвейн и грог из огромных керамических кружек, стайка пожилых жителей центра отбивала социалку, полируя на автоуборщиках и без того сверкающий булыжник мостовой. На скамеечке, по соседству с двумя солидными ортодоксальными евреями, приютились школьницы из ближайшей интернатуры, вооруженные до зубов мольбертами и цинковыми тюбиками с акварелью. Они азартно зарисовывали окружающий жизнерадостный хаос, время от времени в запале засовывая кисточку в рот, от чего у почти каждой губки приобрели весьма экзотический по цветовой гамме окрас. Мимо них бесконечной чередой катились моники и дуо, на которых жители Нью-Праги всех возрастов спешили по самым разным, но безусловно чрезвычайно важным делам. Особенное внимание привлекал молочно белый квадрик, минут пятнадцать недвусмысленно раскачивающийся на месте с плотно задвинутыми шторками. Потом его дверцы распахнулись… Ну как же это возможно, чтобы я пришел грустить на набережную и не встретил парочку знакомых?
Сияя античной бронзой искусственного загара, из квадрика поступью командора, только что одной левой ухлопавшего насмерть Дона Гуана, ступила Анна Микель, сверхновая телезвезда, круглая дура и мой беспробудный друг. За ней из кабинки вытек утомленный, но счастливый пастор Коллинз. Ясное дело, что здороваться с ними я не побежал, тем более, что и помимо Микель на набережной было предостаточно привлекательных девочек любой возрастной группы.
Да что и говорить, в принципе мой распрекрасный папэ должен быть вполне доволен делом рук своих, потому что мир, который он так хотел создать и благоустроить, получился вполне себе прекрасным и очень комфортабельным как для всех, так и для каждого. Хотя кто знает, какую цену приходится прямо сейчас платить за это Гюнтеру фон Бадендорфу, но зная немного уже его мятежную натуру, он наверняка платит ее без лишних слов с циничной кривоватой улыбкой на заросшей недельной щетиной физиономии.