И это не было неприятной мыслью.
– Где Барбара? – спросил Дьюкейн у Мэри. – Катается?
– Нет, пони потянула ляжку. Думаю, она у себя.
– Она все еще переживает из-за Монроза?
– Да, ужасно. Вчера она опять плакала. Не могу понять, что случилось с несчастным животным. Коты просто так не исчезают.
– Я слышал, Пирс говорил, что Монроз утонул, – сказал Дьюкейн. – Он не должен говорить такое Барбаре.
– Конечно, не должен, – коротко отозвалась Мэри, помешивая ревень.
– Я, пожалуй, поднимусь к ней. Она не должна вот так сидеть взаперти в такой день, как сегодня. Мы пойдем с ней прогуляемся к Вилли. Хочешь с нами, Пола?
– Нет, спасибо.
Пола бросила на него нервный, озабоченный взгляд. Ее лицо казалось замкнутым и серым – лицо фехтовальщика, смотрящего сквозь частую сетку маски. Дьюкейн с привычным уколом совести подумал: я должен как следует поговорить с Полой, пусть она объяснит, что с ней происходит. Он быстро подумал, с кем первым ему нужно пообщаться – с Полой или Барбарой? Но теперь новый укол совести привел ему на ум Джессику. Нужно будет поскорей увидеться с Джессикой. Эта мысль так смутила и опечалила его, что его сочувствие к Поле сразу уменьшилось. Победило его собственное желание. Барбара может утешить его самого. Он пойдет к Барбаре. Он встал.
– Попытайся привести Вилли к чаю, Джон, – сказала Мэри.
– Я попытаюсь, но вряд ли мне удастся.
Дьюкейн вышел из кухни. Солнце светило через стекла входной двери, обнажая полированные, чуть розовые вмятины на каменном полу холла. Дьюкейн поднял с пола книгу, принадлежавшую Эдварду, – «Естественная история Селборна» – и положил ее на стол. На лужайке перед домом он увидел Кейзи и близнецов, сидящих на тартановой красной подстилке, они лущили горох. Он почувствовал, прикасаясь к столу и задержавшись в этом солнечном, так хорошо знакомом холле, другую боль, трогательную, приятную, понимание невинного мира – мира, который он любил и в котором нуждался, но ускользающего от него. Он подумал: невинность – важна. Это не просто свойство, которое мы теряем. Она магнетически все равно остается в жизни каждого, остается как нечто живое и совершенно не подверженное действию механического и ужасного. Он подумал: бедный Биран. И опять беспокояще странная мысль: Биран придет ко мне. Он начал подниматься по лестнице.
Когда Дьюкейн достиг первой лестничной клетки, он увидел там Пирса, который вышел откуда-то со стороны кладовых. Пирс, который не заметил Дьюкейна, шел очень осторожно, неся в руках блюдце с чем-то белым. Стараясь не уронить его, он открыл дверь своей спальни и вошел. Дьюкейн наполовину бессознательно воспринял то, что увидел, и наполовину бессознательно стал размышлять над этим. Затем, во внезапном озарении, вернувшем его в настоящее, он понял смысл происходящего. Он остановился, подумал и быстро прошел мимо двери в комнату Барбары. Он дошел до двери Пирса и распахнул ее. Монроз свернулся клубочком на постели Пирса.