– Мэри, я тебя люблю. Я не хочу тебя ранить.
– Но я все равно ранена… – сказала она.
– Приободрись. Я ничего не могу дать тебе, кроме любви, малышка. Это единственная вещь, которой у меня много, малышка.
– Ладно, Вилли. Я виновата, что испортила то, что было. Я была дурой.
– Ты – божественная дурочка, и ты ничего не испортила.
– Это лето тянется бесконечно. Хоть бы оно уже кончилось! Прости, я говорю ерунду.
– Тебе нужен отдых.
– Да. Мне нужен отдых.
– Я думаю уехать отсюда, может быть в Лондон.
– Правильно.
«Что же случилось?» – думала Мэри. Она отошла от него с чувством ужаса, ощущая себя частью тела, отделенной от него – легко, неслышно, как во сне. Она знала, что радость, которую она от него получала, – странная радость, имеющая свою цель, – исчезла. Драгоценные, двусмысленные возможности останутся для нее недостижимыми.
– Что такое?
– Мне так грустно, Вилли, так ужасно грустно.
Слезы хлынули из ее глаз, затопив лицо, как внезапный ливень. Желая их скрыть, она отошла к окну и опять взяла бинокль, утерев глаза. Она невидящими глазами смотрела в яркий круг света. Но через минуту она прижала бинокль покрепче к глазам.
– Вилли, там происходит что-то совершенно необычное!
– Пола.
– О, привет, Джон.
– Можно я пройдусь с вами?
– Да, конечно.
– Где близнецы?
– Плавают с Барби. Вон они там.
Три головы болтались в спокойном море, на которое полдневное солнце бросило золотистую дымку. Двое местных в сопровождении спаниеля с шумом ступали по гальке. Монроз, как пушистый шар, лежал на волнорезе, сощурив глаза и недоброжелательно наблюдая за спаниелем. Вдали Пирс и Минго стояли на кромке воды.
– Присядем?
Они сели на горячие камни. Пола натянула желтое платье на колени. Рука Дьюкейна инстинктивно копалась в камешках, выискивая те, что попрохладнее, лежавшие в самом низу.
– Вы не возражаете? – Он снял пиджак.
– Странно, что галька никогда не бывает совершенной сферической формы, – сказала Пола очень отчетливо, интонацией напоминая своих детей. Она изучала пеструю лиловатую гальку, а потом швырнула ее в море.
Он сейчас в Красном море, подумала она, плывет на север. Огромный, длинный Эрик, состоявший только из головы и лица, медленно рассекал воду, переплывая спокойное, несопротивляющееся море. Я должна полностью расслабиться, думала она. У меня не должно быть ни воли, ни своих намерений. Я должна просто претерпеть его.
Я встречу его в Лондоне, думала она. Захочет ли он спать с ней? Как это будет? Может быть, лучше встретиться с ним здесь? Но она не могла перенести мысли о том, что он окажется рядом с близнецами. Я должна быть разумной, думала она, разумной.