Не знаю, почему я ожидала чего-то другого. Я живу в Джорджии. Воздух здесь бывает ровно той же температуры и густоты, что слабокипящий бульон – обжигающий прозрачный, воздушный бульон, – как минимум пять месяцев в году.
Подавившись первым же глотком этой расплавленной эктоплазмы, я совершенно утратила ветер в парусах. Я наклонилась и уперлась руками в колени, стараясь перевести дыхание и набраться сил для заплыва на пять кварталов сквозь эту кислотно-жидкую кислородную субстанцию к тому месту, где стояла моя машина. Меня не рвало, но я чувствовала, что вот-вот вырвет, и то же самое, очевидно, почувствовала моя сумочка, потому что, когда я наклонилась, она тут же вывернула все свое содержимое на ровный слой бутылочных осколков и сигаретных окурков у меня под ногами.
Прелестно.
Прежде чем я успела спасти все свои разнообразные блески для губ, поддельные удостоверения личности и сигареты, откуда-то протянулись пять длинных мускулистых пальцев, которые сгребли все это одним движением. Я подняла глаза и увидела очертания наклонившегося ко мне Ганса. Хотя фактически мы находились лицом к лицу, из-за того, что свет был за спиной, я не могла разглядеть его лица, что только добавляло отстраненности, которую я и без того ощущала в полной мере.
Ганс тихо спросил меня, как я себя чувствую, таким тоном, что было ясно – он думает, что меня только что вырвало.
Господи, конечно, я ведь так быстро убежала, а теперь стою тут, скрючившись, на парковке… Фууу! Он так ничего и не понял!
Я выхватила свое барахло из его талантливых пальцев, выпрямилась, насколько могла, и велела ему: «Катись ко всем чертям, Ганзель!»
Никто не называл его так, кроме его американо-немецкой муттер, да и она позволяла себе такое, только когда он вытворял что-то не то.
– Меня не тошнит, идиот. Я зла! Ты что, действительно собирался расписываться у этой дряни на сиське? А потом собирался разрешить ей немного покататься у тебя на хрене, ну, только пока я не приду, да? Я так больше не могу! Я, наверно, слишком ревнива, чтоб быть твоей подружкой. Извини.
И с этими прощальными словами я собиралась развернуться на каблуках, отбросить за плечо воображаемые волосы и удалиться в сторону своего верного «Мустанга». Я собиралась вычеркнуть Ганса из своей жизни – его прекрасную добрую душу в этом темном башнеобразном теле, его прекрасные татуировки и замечательный пирсинг, его безупречную улыбку, которая сияла на суровом лице, как восходящий месяц в темном небе. Я собиралась сдержать слезы до тех пор, пока не доберусь до «Мустанга». А уж там я включу кондиционер и отрыдаюсь до полной бессознанки.