Сейчас Риса решила, что если услышит от Нюкты ответ на вопрос, который она без конца задавала себе с самого пробуждения, то поймет, к чему именно стремилась всю жизнь. И наоборот: не узнав ответа, не сможет вернуться в гимнастику, даже избавившись от телесных ран.
— Прости, Нозо-семпай… обещаю, это моя последняя прихоть… — прошептала Риса.
Затем она запустила почтовую программу и начала набирать письмо для адресата, появившегося в списке контактов всего четыре часа назад.
Мелодичный звук входящего сообщения выдернул Харуюки из короткого сна.
Он вскочил, как встрепанный, и забегал взглядом по сторонам. В комнате, освещенной оранжевыми лучами вечернего солнца, не было никого, кроме него.
Харуюки почесал затылок, в котором все еще ощущалась приятная давешняя мягкость, и пробормотал:
— Наверное, мне все-таки приснилось… Метатрон ни за что не разрешила бы уснуть у нее на коленях…
Помотав головой, Харуюки слез на пол и вышел в коридор.
Просторная гостиная тоже пустовала, в ней раздавался лишь тихий гул кондиционера на постоянном токе*. Несмотря на воскресенье, мать Харуюки отправилась на какой-то там семинар инвесторов и вернуться обещала лишь поздно ночью.
Чтобы освежиться, Харуюки достал из холодильника воду с естественной газацией, которая так нравилась матери, и залпом выпил целую чашку. Часы показывали семнадцать минут шестого.
Днем Харуюки ходил в больницу к Найтрайд Унике — то есть, Цукиори Рисе. Вернувшись примерно в три часа, он прилег на постель и немедленно уснул — возможно, сказалось психологическое напряжение. Могло показаться, что усталости взяться неоткуда, но Риса оказалась девушкой старше него на год, да еще и такой сногсшибательной красоты и силы духа, что у Харуюки еле хватило смелости просто подойти к ней. Разумеется, разговор израсходовал почти все его запасы психической энергии.
Впрочем, удивляться нечему. Как пояснила Тиюри, Риса — юниор-кандидат, то есть, гимнастка всеяпонского уровня. Харуюки никогда еще не приходилось встречать настолько знаменитых бёрст линкеров. Сама Риса вела себя непринужденно, и спокойно общалась даже с колобком по имени Харуюки, но тот все-таки разглядел за улыбкой некое напряжение, словно девушка окружила свою душу стеной. Возможно, она возвела ее потому, что не могла чувствовать себя свободно в присутствии гостей.
Конечно, каждый бёрст линкер хранит какие-то моральные травмы и поддерживает стену, которая их защищает. Однако у Харуюки все равно осталось впечатление, что по сравнению с его примитивной травмой Риса борется с чем-то куда более глубоким и намного более запутанным.