– Сжечь! – завопил кто-то на улице. – Закрыть дом и сжечь!
Ринулась тут к выходу вторая птица, а за ней уж и третья поспешает, только неуклюже движется, тяжело, с ноги на ногу переваливается – живот большой мешает.
Коснулись плеча Воислава нежные пальчики. Поднял он голову – сидит рядом на полу Дарёнка. Брови у дочери насуплены, глазки встревоженные, но страха в них нет. Хотя что вокруг творится – страсть! Комната кровью залита, куски мяса, костей, руки-ноги отрубленные пол устилают. А со двора крики жуткие доносятся.
– Пойдём, приляжешь, тятенька, – говорит ласково дочь любимая. – Я тебе голову перевяжу.
– Прости, – только и смог выдохнуть Воислав.
– За что? За то, что мы на свет родились? – мягко улыбается Дарёнушка. – Или за то, что жили спокойно, не зная тревог? Нет перед нами твоей вины, тятенька. Давай-ка поднимайся осторожно, пойдём в ту комнату.
Встал Воислав, глядит – в горницу через дверь распахнутую птицы хищные влетают – ястребы, коршуны, вороны – да на куски плоти раскиданные жадно набрасываются.
– Косточки в лес унесите, чтобы следов ни тут, ни во дворе не осталось, – приказала Дарёнка.
Воислав даже голос её не узнал бы, так властно дочь-тихоня заговорила.
– Дарёнушка, уходить нам всем надо, бежать! – покачал головой Воислав. – В лес бежать!
– От кого бежать-то, тятенька? – успокаивающе улыбнулось любимое дитя. – Скоро не останется на селе людей, окромя нас. А кто будет спрашивать, куда все делись – так мы ничего и не знаем, живём-то на отшибе.
Застонал Воислав, закрыл лицо руками. А Дарёнка его в спальню отвела, на постель чистую уложила, голову перевязала да умчалась. Только и услышал Воислав, как дочь младшенькая в соседней комнате птицам говорит:
– Тятеньку берегите, никого, кроме нас, к нему не пускайте.
Когда наутро поднялся Воислав – ни птиц хищных не увидел, ни следов кровавой бойни.
Сидят три дочери, как накануне, тихо-мирно, пелёнки да распашонки подшивают. Льётся песня протяжная:
– Ой за лесом, да за ле-е-е-сом.
Дивны пти-ицы живу-у-ут.
Дивны пти-и-и-и-цы живу-ут,
Голоси-исто-о по-оют.
Охнул Воислав – хорошо помнил он эту песню: Доброгнева, покойница, её поначалу часто певала, ещё до рождения дочерей. А как Златоцвету, старшенькую, родила – будто позабыла, ни разу больше Воислав от нее о дивных птицах не слыхал. И откуда только Мирина, Тихомира да Дарёнка песню Доброгневы узнали?
Обернулись дочери к Воиславу.
– Тятенька, как ты? – спросила Тихомира. – Не рано ли поднялся? Тебе полежать бы день-другой. Голова-то болит, наверное?
– Ничего, доченьки, ничего, – с трудом проговорил старик. – Пройдёт всё скоро.