Разумеется, я занималась увеселительной программой. Вернуться к старой работе было странно, но было в этом что-то успокаивающее. В течение вечера я играла на флейте и лютне, дважды скромно танцевала со своим принцем.
Чего я не ожидала, так это молчаливого трепета толпы. Люди с особым интересом следили, когда я играла и танцевала, а также собирались вокруг меня молчаливым кружком, чтобы посмотреть, как я пью прохладительные напитки и пытаюсь незаметно поправить платье.
Все эти люди что-то видели. Я слышала, что даже те, кто прятался в тот день в тоннелях, могли видеть свет Пандовди и чувствовать рокот его голоса. Мы бросили камешек в воду, и от него только начинали расходиться круги.
Я ехала в одной карете с дамой Окрой.
– Что-то ты слишком радостная, – проговорила она с тщательно выверенной небрежностью. – Джаннула не захватывала тебя, поэтому ты не знаешь: ее сознание иногда протекало в наше. Она знала, как ты относишься к принцу.
– Об этом знают все итьясаари? – спросила я. Новости встревожили меня меньше, чем она, возможно, надеялась.
Она пожала плечами, и по ее лягушачьему лицу растеклась усмешка.
– Возможно. У меня только один вопрос: как ты относишься к тому, что от королевы Глиссельды ждут наследника?
Удивительно, но ее бестактность – то, как спокойно она ее произнесла – окончательно меня успокоила.
– Проведем долгое собрание, на котором Киггз будет страдать, а Глиссельда – его дразнить. Обычно порядок таков.
– А ты? – спросила она, бросив на меня хитрый взгляд. – Что будешь делать ты?
– То же, что и обычно, – сказала я, внезапно осознав, как все обстоит на самом деле. – Я буду тянуться к ним и служить мостиком между их мирами.
Никто из людей не является чем-то одним – внутри миров есть другие миры. Те из нас, кто может пересекать такие границы, одновременно благословенны и обременены тяжким грузом.
Я вышла из кареты на солнечный свет и слилась с толпой. На моем лице была улыбка. Я вступала в этот мир.
Мои новые покои раньше принадлежали матери Сельды, принцессе Дион. Обстановку в спальне полностью изменили, но я никому не позволила прикасаться к гостиной: мне нравились темные панели и тяжелая резная мебель. Сельда настояла, чтобы я взяла клавесин, который когда-то украшал южную террасу, и я не смогла устоять. Он странно смотрелся в этой комнате, но нужно же было хоть как-то занимать пространство?
Одним дождливым днем я как раз сидела за инструментом, когда паж привел его ко мне. Я не подняла взгляд – это требовало от меня всей возможной храбрости, и мне нужно было еще немного музыки, чтобы ее обрести. Его моя грубость не беспокоила.