В Саласпилсском лагере смерти (Сауснитис) - страница 181
И теперь в эту сторону ехали закрытые машины. За ними следовала большая цистерна. Вскоре в лесу раздались крики женщин и плач детей. Снова заработали колокола и громкоговорители. Гул колоколов, рев музыки, вопли и выстрелы слились в неописуемый адский шум. Вскоре автоматные очереди умолкли, раздавались лишь отдельные выстрелы. Под вечер над макушками деревьев начал подниматься черный дым. Сжигались люди, которых оккупанты несколько часов назад лишили жизни. Здесь сгорели старики и юноши, матери и дети.
Позже выяснилось, что заключенных чешских евреев, которых немцы использовали при эксгумировании и сжигании трупов, вечером тоже расстреляли и сожгли. Свидетели кровавых дел не были нужны.
Было ясно, что живым нам из этого ада не уйти. Мы начали подумывать о побеге. Но это не удалось. Однажды утром нас вызвали по списку.
— Здесь работа кончилась, — сообщили нам, — вас переведут в другое место.
Оставшиеся в живых заключенные движутся в сторону Саласпилса. Дорога охраняется, конвой удвоен. Впереди сосны… Нет, их счастливо миновали.
Во второй половине дня нас загнали в товарные вагоны. В них невообразимая теснота. Из вагонов никого не выпускают. Очень душно.
— В Германию, — шепчут кондукторы.
Стучат колеса, скрипят доски старых вагонов. Где-то далеко впереди пыхтит паровоз, в лесу глухо отзывается эхо его гудков. Все молчат.
Наш эшелон уже вблизи Тильзита. Где-то в воздухе проносятся самолеты, грохочут взрывы авиабомб. Подъезжаем к станции. Она окутана в облако дыма. Чувствуется запах гари, виднеются обгорелые составы поездов.
— Наши здорово наддали фрицам. — Мы подмигиваем друг другу.
Вокруг Саласпилса стлался дым. Гитлеровские палачи, скрывая следы своих преступлений, вскрывали массовые могилы и сжигали трупы. Однако трупов было слишком много… Не помогли ни костры, ни цистерны горючего. Массовые кладбища навсегда останутся суровым обвинением фашизму
Наконец прибыли. Гамбургский лагерь. Здесь нас тщательно обыскивают. Отбирают все, как говорится, до нитки. У одного заключенного на шее золотой крестик.
— Давай сюда! — показывает немец над крестик.
— Это мой, я католик. Верю в бога, — пробует защищаться заключенный.
— Катись ты со своим богом к черту! — кричит немец, и крестик исчезает в его кармане.
Через два дня снова стучат колеса вагонов, снова скрипят старые доски.
— Далеко ли еще? — гадаем мы. — Куда же нас везут?
Бухенвальд… Остаемся там пять суток, затем снова в путь. И вот конечная остановка — подземный авиационный завод.
Глухо гудят под землей машины. При электрическом свете прорубаем в камне ходы. Временами странно дрожит серая каменная стена. Это взрывами расширяют проходы. Обессиленные, мы часто падаем на острые камни. Голод, тяжелый труд и несчастные случаи уносят бесконечно много жизней. Ежедневно узнаем, что умерли несколько товарищей. У подножья горы вырастают ряды свежих могил. Смерть косит основательно. Но через несколько дней наши ряды снова пополняются: сюда пригоняют новые толпы заключенных.