Если учесть, что ольмеки придавали большое значение ритуальной трансформации своих шаманов и правителей в зооморфных существ (ягуаров, рептилий), то очевидная схожесть человеческого эмбриона во время ранних стадий своего развития с земноводными или рыбами, не могла не остаться ими незамеченной. Представление о трансформации человеческого тела в эмбриональный период, при жизни и после смерти, по всей видимости, составляло одну из базовых установок ольмекского мировоззрения.
У современных михе (возможных наследников ольмеков по культурной и языковой линии) женское божество, распоряжающееся источниками воды, также контролирует рождение детей и рыбную ловлю. Говоря языком михе, женщина «рыбачит» ребенка, или помещает рыбку в свою утробу, для того, чтобы та «превратилась» в ребенка.
Еще более интересны совпадения продолжительности утробного развития человека (260 дней), времени выращивания маиса (260 дней) и 260-дневного календаря. У части современных майя сохранилась традиция подразделять земледельческий цикл на 20-дневные периоды, соответствующие определенным видам работ по подготовке земли, посадке, уходу за растениями и сбору урожая. Удивительно совпадение по времени появления первых ростков (6-й период, 100-120-й дни) и начала активности плода в утробе матери (15-17-я неделя, 105-119-й дни).
Символизм, связанный с производством маиса, впервые ярко проявляется именно в ольмекской культуре и в самых разных видах ее искусства. Человеческое тело, как и зерно маиса, погребенное в землю и возвращающееся в результате серии трансформаций в виде зерна, также проходит цикл изменений и превращений.
---------
К особо изящным и технически сложным произведениям ольмекского искусства относятся жадеитовые и серпентиновые маски — крупные, соответствующие размерам лица (рис. 124–127), и небольшие (маскет) (рис. 128, 129), которые могли украшать головные уборы, носится на груди или пришиваться на одежду. Маски изготавливались с применением инкрустации (раковины, обсидиан, гематит), с гравировкой, напоминающей татуировку (рис. 130), с нанесением краски или охры. Одни маски отличаются индивидуальным (портретным) обликом, показывают различные эмоции и настроения, другие демонстрируют характерные для ольмекской иконографии ягуароподобные черты и мимику.
К сожалению, практически все маски, за небольшим исключением> находятся в частных коллекциях[266]. Отсутствие достаточной информации о контексте их обнаружения затрудняет и интерпретацию их места и роли в ольмекском ритуале. Наличие в масках небольших отверстий дает основание предполагать, что их носили во время специальных церемоний, или рассматривать как часть погребального инвентаря.