– и наконец, большая «Трагедия господина Морна» (окончена в январе 1924 года в Праге), в которой Набоков в полной мере овладел крупной сюжетной формой, что сам же отметил после ее завершения в следующем неопубликованном «Посвящении»:
Еще под пыткою бессонной воплощенья
смех на устах, роса на лбу.
В гробах гармонии уснут мои виденья,
забуду пламя и дыбу́.
Взгляни на каждый стих (на восковое тело!)
и в этой бледной желтизне
узнай, что плакало, захлебывалось, пело —
и снова улеглось во мне.
Я сам дивлюсь чертам застывшим, незнакомым,
мне только дивной пытки жаль.
Душа моя, как дом, откуда с тихим громом
громадный унесли рояль
[32].
В отличие от названных сочинений, УП, «такая русская и такая европейская одновременно», по замечанию Айхенвальда[33], отражает все основные характерные особенности оригинального набоковского стиля (которые затем получат развитие в прозе и в его поздних стихах, русских и английских) во всей их сложной взаимозависимости:
– разнообразие словаря, сочетающего архаизмы, просторечия, специальные термины (например, «затабанить»);
– описания спортивных состязаний (футбола и тенниса);
– внимание к «милым вещам» английской георгианской поэзии;
– ирония по отношению к злободневным социальным вопросам (шутливая инверсия пушкинского дяди «самых честных правил» – тетка Виолеты, которая «социализмом занята», «читала лекции рабочим / культуры чтила идеал / и полагала между прочим, / что Харьков – русский генерал»);
– продуманная система мотивов и иных межтекстовых связей (например, мысль героя об Офелии в 42-й строфе предвосхищается упоминанием Гамлета в строфе 19-й; или мотив пристального зрения: «колодезь светлый микроскопа» в 11-й строфе, «Так! Фокус найден. Вижу ясно» в 13-й строфе, «Вы к ней нагнетесь, например, / и глаз, как[,] скажем, Гулливер, / гуляющий по великанше, / увидит борозды, бугры, / на том, что нравилось вам раньше» в 52-й строфе; или группа христианских мотивов: викарий, «епископ каменный», который «сдает квартиры ласточкам», улица Святого Духа, картина «Мария у Креста» и связанный с этой группой важный мотив ласточки, пушкинской «птички Божией», в строфах 21-й, 32-й, 63-й);
– изощренная набоковская изобразительность;
– самодовлеющая реминисцентность;
– автобиографичность как прием, которым Набоков умело пользуется;
– повышенная емкость стиха (в письме к брату Кириллу Набоков заметил: «…стих должен рождаться цельным, битком набитым; если нужно придумать какое-то прилагательное, чтобы заткнуть дырку, значит весь стих плох»[34]);
– семантическая рефлексия.