Он уже кончал вторую бутылку пива “Венценосный журавль” из Уганды в баре “Счастливое число” и на этикетке действительно была изображена эта орнитологическая редкость с хохолком на голове, похожем на корону. Вьюгин решил все-таки припомнить всю историю Юрия Семенова до конца, но Ляхова в это благоразумно не посвящать. Его шеф ведь все склонен понимать только с точки зрения своей профессии. И Вьюгину будет трудно настаивать на полнейшей нелепости предположения, что старпом судна, национальность и название которого Вьюгин так и не узнал, не является заодно и чьим-то агентом и что было бы неплохо его перевербовать. Такой ход мыслей весьма характерен для профессиональных сотрудников “секретной службы”. Так, авторы зарубежных “шпионских” романов имеют обыкновение называть своих сверхпроницательных героев. Тем временем голова Вьюгина, еще не освободившаяся от тяжелого тумана вчерашнего хмеля, получала теперь приток свежего якобы для оптимизации ее работы, но процесс распутывания всего клубка информации, обрушившейся на него вчера, двигался с медлительностью улитки. Он, однако, припомнил главное. Молодой Юра Семенов, сын расстрелянного в конце тридцатых директора крупного военного завода, бывший “спецдетдомовец”, так как его мать находилась тогда в лагере в качестве жены врага народа, поступил в мореходное училище на волне, поднятой и еще до конца не потерявшей силу, в период ниспровержения культа личности великого вождя. Семенову потом даже разрешили плавать на судах загранплавания, чем он и занимался, пока не встретил в Москве (мать к этому времени он уже схоронил) явившуюся из Австралии Раису Тимченко, которая приехала сюда стажироваться как преподаватель русского языка на своем далеком континенте. По-русски она говорила, правда, с весьма заметным акцентом и с вполне доброжелательным интересом присматривалась к своей, теперь уже исторической, родине, ее странному быту и знакомым ей только по литературе нравам. Случайно ли встретился ей молодой морской штурман Юрий Семенов, приехавший на побывку из Риги, где базировалось его судно, или же по чьей-то “наводке”, Вьюгин узнать не пытался. Было налицо совпадение желаний двух сторон при наличии, хоть и трудно, но все же в принципе выполнимых возможностей вступления в брак. Штурман загранплавания Семенов, неплохо знавший в силу специфики своей работы английский, понял к этому времени то, что никого из близких на родине у него нет, а жизнь в стране зрелого (или же, по другой версии, развитого) социализма, причем, на судне еще и под бдительным оком помполита, ему уже была, называя это входившим в моду выражением, “не в кайф”. А поскольку к тридцати годам уже пора бы и жениться, Рая, при очень заметной неброскости ее внешных данных, обладала все же скромным заокеанским обаянием. А, став миссис Семеновой, помогла бы мужу пересечь с ней этот самый океан на предмет создания на другом континенте своего нового дома. Что касается пока еще мисс Тимченко, за ее спиной уже было немало досадных матримониальных неудач, а ее возраст неумолимо приближался к некоей черте, которая ей уже казалась роковой. Вернувшись же на свою австралийскую родину с русским, весьма видным из себя, мужем, с которым вовсе не стыдно показаться на людях, она могла бы рассчитывать на свой заслуженный триумф.