— А Гринька, завидев их, не свистнул резким, металлическим свистом, а закричал по-сорочьи; верно, думал, что так красивее и интереснее. А затем тихонько утек. Подвел нас этот дурак, — горько вырвалось у Верхолетова, — и мы гибнем!
Верхолетов как будто уже ясно и отчетливо понимал, что детская сказка, майн-ридовская фантасмагория закончилась, и для него теперь начинается самая настоящая трагедия, потрясающая трагедия. Но Петруша, видимо, еще далеко не протрезвился от своих фантастических снов и, пожав худенькими плечиками, он спросил товарища:
— To есть как же это так?
Вспомнив тут же былые охоты за скальпами, он с живостью воскликнул:
— Главное, нам не надо терять рассудительности и хладнокровия. Зоркость глаза тоже дорого стоит. Есть, например, недурной прием: всегда находиться в тылу своих преследователей. Есть и еще один трюк: надеть на свои ноги обувь врагов, — так, чтоб враги, разглядывая наши следы, принимали бы нас за себя.
— А себя за нас? — резко перебил его Верхолетов. — И ты думаешь, что шпики, преследуя нас, переарестуют друг друга, а нам выдадут денежное вознаграждение за изобретательность? Да?
— To есть как же это так? — снова воскликнул Петруша.
Где-то залаяла собака, отрывисто и сердито. Что-то брякнуло, точно железо скользнуло по дереву. Приложив палец к губам, Верхолетов что-то хотел, сообщить Петруше, но в эту минуту под кровлю теплицы шумно ворвалось целое стадо самых разнородных звуков. Брякало железо, шлепали шаги, что-то, шурша, волочилось по земле, гудел чей-то басистый, однотонный голос:
— Они, наверное, здесь, иначе им некуда было убежать! Где-нибудь здесь притулились… Кто, наверное, куда!
— Сколько же их? — спросил звучный тенор. — Четверо? Пятеро? Шестеро?
— Римляне врагов не считали! — солидно процедил кто-то.
Застучал каблук о ступеньку крыльца. И затем все стихло.
— Пойдем, — шепнул Петруша Верхолетову, еле двигая губами, — обогнем теплицу, перелезем через забор и махнем за реку, в дальнюю луку! Слышишь?
— Тсс… — сделал ему знак пальцем Верхолетов.
— Они за кухней, идем, — опять шепнул Петруша. — Идем, пока не поздно…
«А потом можно будет эмигрировать на мыс Доброй Надежды, или к бобрам, на Оранжевую реку», — подсказала ему, мысль.
Верхолетов весь прижался к косяку и по стенке скользнул вон из теплицы, двигаясь, как тень. Петруша последовал за ним.
Беспрерывно и напряженно работая, мысль все нашептывала ему:
«Хорошо поселиться также где-нибудь у подошвы Скалистых гор или у вод Амазонки! Или у тростников Великих озер!»
Верхолетов огибал стену, скользя, как привидение. Девять саженей осталось до кустов акаций, а там низкий забор, а там частый ветлянник огородов, а там дощатый переход через речку Стеклянную. И вот дальняя лука! Там, в этой тенистой дубраве, они пропадут, как игла в мешке с овсом! Ищи их тогда там!