Потом на мгновение, на одно краткое мгновение, все словно расступилось и умолкло. И в этот тихий просвет Петруша увидел Верхолетова. Он лежал на левом боку, подогнув колени к животу; его губы были перекошены, а на щеке, как печать смерти, краснело багровое круглое пятно, величиною с медный пятак.
Петруша понял все и, сжав кулаки, бросился на каменную стену с диким визгом; но его отбросило и в гвалте, грохоте и тьме поволокло через высокие плотины, вздымая и опуская, как на качелях.
Очнулся Петруша между четырех каменных стен, огораживавших какие-то затхлые сумерки. Вверху тускло глядело через железную решетку квадратное оконце. Пахло отсыревшим камнем и чем-то кислым.
«Тюрьма», — вяло вошло в сознание. Тотчас же припомнилась целая вереница событий, похожих на сказку, на вымышленные приключения пятнадцатилетнего капитана, но сознание откликнулось на воспроизведенное памятью вяло и безразлично. Ужасно хотелось спать, и ни о чем не думать. Хотелось считать до сотни миллионов или строчка за строчкой перешептать безучастно все стихи и все молитвы, которые он когда-либо учил. Потянулись дни, серые, серые.
Когда ему заявили, что ему разрешается спросить себе книгу, он долго не знал, чего бы ему спросить. И спросил календарь, где тотчас же стал читать перечень всех населенных мест, а затем имена святых. И некоторые имена ему чрезвычайно нравились, точно о чем-то говорили сердцу, над некоторыми он, хотя и вяло, улыбался, а иные приводили его в раздражение.
Грудь во время этого чтения все же порою тяжко приподымалась, и губы сами собою со вздохом произносили:
«Тюрьма!»
И опять хотелось заснуть покрепче и на дольше.
А затем всеми еще неугасшими силами захотелось закончить легенду, — так же героически, как она была начата. Бледный и со срывающимся голосом, он все же старался принимать на допросах задорный и непреклонный вид и судорожно сыпал пересохшими губами:
— Прошу партии не трогать и лишних розысков не производить. Ибо все это дело обдумал я за свой страх и совесть. Верхолетов убит. Я перед вами. Каких же соучастников вам еще нужно?
В его глазах в эти минуты блестели слезы, но всей своей позой он не просил ни пощады, ни сожаления.
И только это и утешало его и поддерживало. Во время единственного свидания с родителями он вышел к ним почти с тем же задором, лишь немного бледнее, чем всегда. Но когда он увидел мать, в его сердце точно сразу порвались все струны.
Он упал на колени так, как стоял, и не имел сил идти, и только протягивал к ней руки. И ту тотчас же пришлось вынести из комнаты на руках, так что и это единственное свидание почти не состоялось.