Однако я, что к первым, что ко вторым, никогда на свете бы себя не причислила. У меня не было благородной цели спасти землю, защитить униженных, расквитаться с обидчиками невиновных и накормить, напоить всю несчастную, страдающую от засухи Африку…
Я не желала стать вторым Колумбом и открыть Новый Свет. Я не желала усовершенствовать свои знания настолько, чтобы сделать то, что никому не удавалось, превратив плоские цифры в объемный, потрясающий по структуре аппарат: компьютер.
Не было даже более прозаичных, более реальных желаний: новой «BMW» X7, квартиры на Манхэттене, собственной кофейни с замысловатым названием «Раздробленные зерна» и уж тем более чего-то вроде нескончаемых зеленых бумажек, сыплющихся с неба по щелчку пальца.
Нет. Ни в коем случае.
Я хотела всего-навсего не спать в большой и пустой кровати с хрустящими простынями и ворохом никому не нужных подушек, всего-навсего забыть про молнии… про молнии, про гром… и чтобы было кому на завтрак пожарить яичницу, а апельсиновый сок не стоял комом в горле. Не быть в одиночестве хотела. Этого было слишком много, да? Из мелочей порой, как говорят, складываются куда более крупные выигрыши, чем изначально дозволено.
Впрочем, рассуждения и фантазии — это пустое. Философия еще никому в жизни не помогала, тем более праздная. Мне впору (если и дальше пойдет такими темпами) подавать документы в университет сей направленности. Быть может, там мои мозги промоют и сделают с ними то, что так и не удалось Рональду… что он хотел с ними сделать, но пожалел времени. И денег.
Не имею ни малейшего представления о будущем, да и, собственно, не хочу ничего знать. У меня были сутки, чтобы смириться с текущим положением вещей, и те же сутки, слава богу, чтобы выплакаться. К тому моменту, как подушки высохнут, я уже стану другим человеком. У меня получится.
Сейчас на часах половина седьмого вечера — час до того момента, когда нам следует прибыть в ресторан, и двадцать минут с начала сборов. У меня есть еще ровно столько же, чтобы закончить с макияжем и, каким-то образом извратившись, застегнуть молнию платья, как всегда оказавшуюся сзади, между лопатками.
Я стою, опустив руки по швам и глядя в зеркало ванной. Большое-большое, как в сказках, в половину стены — только верхней ее части. С прозрачной, ровной поверхностью. С невероятно правдивым отражением внутри — меня самой как есть: с наполовину накрашенным левым глазом, отпечатком помады выше контура губ и еще не расчесанными, спутанными после долгих ванных процедур волосами. Положение не спасает ни пудра, призванная скрыть бледность лица, ни платье, как бы хорошо оно ни сидело.