— Малыш, это все ерунда. Я могу привезти тебе новую, точно такую же, если захочешь. Отсюда, — пока тянусь за манговым соком, пристроившимся под боком у абрикосового, краем уха слышу разговор Эдварда. Не понимаю ни слова из произнесенных, однако язык узнаю — вот он, норвежско-немецкий. Вот он, истинный русский — такой, как и уверяла меня Роз после своей кратковременной поездки.
Наливаю оранжевую жидкость в бокал, очень стараясь не пролить лишних капель на платье, оно чудом уцелело после грязных кирпичей и заношенного пальто. Негоже будет испортить такое везение каким-то соком.
— Мы еще поговорим, хорошо? Я тебе перезвоню, Каролина.
Звонок сбрасывается, дисплей гаснет. Возвращая мобильный на прежнее место, Каллен хмыкает — смешливо.
Я делаю первый глоток, задумчиво глядя на него.
— «Каролина» — что это значит?
Мужчина оглядывается на меня, словно бы только что заметив. Но в отличие от человека, который совсем недавно был задет подколками и выведен из равновесия поведением, что осуждает, не злится. В нем нет ничего, что должно насторожить меня или указать на свое место.
Вся та же мягкость, истинно бархатная, все та же терпимость. Бесконечная. Может сложиться впечатление, что ни о чем получасом ранее мы не говорили. Что я придумала все это.
— Это имя, — тепло произносит он. Уголки губ подрагивают.
— Как «Кэролайн»?
— В американском варианте. Но по-русски она Каролина.
Я принимаю такое объяснение. Делаю еще один глоток, расслабленно устраиваясь на спинке кресла.
— Она — следующая в списке?
Эдвард складывает руки на груди, практически зеркально повторяя мою позу.
— В каком списке?
— «Платиновых птичек», — я копирую тон и то выражение лица, с каким произносила эти слова бунтарка-Конти. Ничуть не изменяю их, ничуть не подстраиваю под нужный лад. Если честность играет для него важную роль, если он предпочитает откровения и просит меня говорить то, что думаю на самом деле, веду себя правильно.
— У меня нет никаких списков, — брезгливо замечает Эдвард, дослушав до конца. От прозвища, что озвучиваю, явно далеко не в восторге, — тем более «птичек».
— Не верю, — ехидно заверяю, вздергивая вверх руку с новообретенным кольцом, — здесь птица. Из платины.
Мужчина медленно кивает мне, как неразумному ребенку. Без сокрытия демонстрирует и свою ладонь.
— Мое так же платиновое, Изза.
— На нем нет фигур, — критически замечаю, оглядев один из связавших нас атрибутов брака, принадлежащий Каллену. Его кольцо чуть толще, чуть шире. И переплетений намного меньше, чем у меня. Стиль более сдержанный, более серьезный. Но оттого не менее красивый, потому как дополняет ювелирное изделие замысловатый узор.