— Мне они не нужны, — разъясняет Эдвард.
— А мне нужны?
— Да. Они часть твоей страховки.
Я закатываю глаза. Почти залпом осушаю оставшийся в стакане сок, не желая отвлекаться на него во время зарождающейся беседы — самой долгой на протяжении всех дней, что я знаю о существовании этого человека.
— И что они значат? Эта птица, например?
- περιστέρι.
Я удивленно изгибаю бровь.
— Что?..
— «Голубка». Эта птица — голубка.
Перестаю понимать, что здесь происходит. Прежде уверенно удерживая первенство, теперь теряюсь. Загадки уже осточертели, но оттого желание отгадать их лишь растет.
— Это по-русски?
Эдвард мягко усмехается — ни одна мышца на лице не вздрагивает, только глаза выдают. В отличие от меня он не боится и не стесняется прямых взглядов.
— По-гречески.
Вот как. Значит, одним языком дело не кончилось.
— Это код?
— Не более чем обозначение.
— Вроде «Мое, не трогать»?
Каллен поглядывает на меня без особого одобрения. Но запястья касается, будто бы случайно.
— Вроде «Не для шалостей, знает себе цену».
Я горько усмехаюсь ему, найдя искомую неизвестную в этой фразе. Под свою ситуацию.
Да, цену я знаю. Себе знаю. Не знаю лишь, высоко это или низко, может мизерно, а может по-царски — прежде с подобным не сталкивалась, но звучит мерзко. Правда в принципе всегда мерзко звучит.
Я возвращаю стакан на стол, с радостью замечая, что ничего не пролила. С рассеянным вниманием, думая о словах Эдварда больше, чем о том, что вижу перед глазами, наблюдаю за перемещениями гостей.
Какие все же красивые у женщин наряды — я редко такие вижу (возможно, потому что не бываю на мероприятиях Ронни). Да и сами они привлекательны, хоть в большинстве своем старше сорока — изящные, стройные, с безупречным вкусом и макияжем… и ведут себя абсолютно естественно, уважая мужей — тех самых старцев, про которых так любили шутить мы с Джаспером, — но не подстраиваясь под них. Позволяют брать себя под руку, с улыбкой разговаривают… и никого, что глаза холодные, не волнует. Видимость равных отношений, где каждый знает, чего хочет, сделана прекрасно: счастливая пара, сказали бы…
На мгновенье, на одну единую секунду, особо не желая этого, я представляю на их месте себя. В таком же темно-фиолетовом футляре, с такой же королевской диадемой, с клатчем, отделанным дорогими камушками… и то, как вместе с мужем посещаю такие приемы. Как веду себя, как говорю. И как выгляжу.
— Зачем было это устраивать?
Я не поворачиваю к нему голову, но слежу боковым зрением. И вижу, что слушает.
— Что именно, Изза?
Как никогда разговорчив. Даже тогда, у себя в квартире, больше молчал. Неужели искренне наслаждается этим вечером?