— Свадьбу с таким размахом.
Эдвард наливает себе еще сока. На этот раз — гранатового.
— Это твой день, и он должен быть запоминающимся.
— Хватило бы нескольких фотография для воспоминаний.
Мужчина смотрит на меня нестрого, со снисхождением. Но аметисты грустнеют.
— Тебе совсем не понравилось?
Ну вот, обсудим еще и это. Добавим дров в костер.
— Понравилось, — отрицаю, покрепче прижавшись к спинке стула, — мелодичная музыка, розовые канны, платье — очень красивое…
Мои рассуждения его лица не освещают. Мрачнеет больше, хоть и старается не показать этого.
— Изза, ты отказалась утвердить список гостей и меню. Ты отказалась участвовать в организации. Поэтому я и дал управление в руки мистеру Свону.
Он думает, я обвиняю? О господи, да совсем же другое хочу сказать!
— Мне не нужно было всего этого. Хватило бы росписи на крыше небоскреба — здесь Лас-Вегас.
— То есть сорокаминутное торжество подошло бы больше?
— Конечно. Я ненавижу приемы.
Эдвард отворачивается от меня влево, усаживаясь прямо. С моего ракурса видно, как заостряются скулы и суровеет лицо.
— Это несвоевременная информация. Если ты хочешь, чтобы было по-твоему или желаешь что-то в запланированном формате, нужно говорить мне. Это стоит запомнить.
Его тон, изменившийся не в лучшую сторону, хоть все еще остающийся уважительным, не нравится мне больше всего. Наверное, поэтому и не удерживаюсь:
— Я постоянно говорю, но толку мало.
Я злюсь. Я злюсь так же, как и всегда, краснея. И меня берет обида — на сей раз на Эдварда. Тысячей иголок втыкаясь в мысли, не дает их обдумывать. Мешает.
Я жду ответного слова мужчины, его хода. Я жду и одновременно обдумываю ту колкость, которой отвечу, наиболее ядовитой. Как запущу ее и буду наблюдать. Как попытаюсь пробить выстроенную оборону крепости, где уже видны трещины проблеском недовольства и суровости.
Однако мои планы безбожно срываются Калленом, искореняясь на стадии зародыша. Срываются, когда вместо гневного восклицания он своей ладонью накрывает мою, ту, что с кольцом, предварительно погладив побелевшие костяшки пальцев.
На мой недоуменный взгляд не обращает никакого внимания — руки не убирает. Заглядывает в самую глубину, в самое нутро — слишком нескромно, чтобы выдержать.
Я отворачиваюсь быстрее, чем успеваю подумать об этом. И через секунду, не больше, вырываю из некрепкой хватки ладонь, скинув ее с подлокотника. Поскорее прячу в платье, убирая как можно дальше от прежнего места.
— Я хочу уйти, — заявляю, кое-как сдержав голос. Ощущение, поселившееся внутри, мне не нравится. Мурашки — предвестники дрожи — те же, они словно бы тенью за ним следуют. К тому же, как никогда велико ощущение, что теперь уже не сдержусь — вышло при Роз, вышло у арки, получилось, когда поздравлял с замужеством Рональд (первым, стоило только спуститься с алтаря)… а теперь нет. Теперь уже чересчур сложно.