— Для начала тебе нужно успокоиться, — уговариваю я, защелкивая замочек ее расстегнувшейся бретели, — все это можно решить утром, сегодня надо отдохнуть.
— Утром он… заказчик приедет! — испуганно восклицает она, задохнувшись от слез.
— И мы с ним поговорим, — оптимистично произношу я, вытирая с ее щеки соленую влагу, — но это утром. А сейчас нужно пойти спать.
— Ты не понимаешь, я не заплачу ему…
— Белла, пойдем.
— Они выдвинут обвинения, лишат меня права работать… Эдвард, эти клиенты — серьезные люди!
— Осторожнее, я помогу тебе встать.
— У меня не было права все испортить, — неустанно бормочет она, будто бы не замечая, что мы идем к спальне, — ты понимаешь?
Я киваю. Я киваю и усаживаю ее на кровать, сгоняя рыжий комок шерсти, обосновавшийся на покрывале.
Присаживаюсь рядом, дожидаясь, пока самобичевание кончится, жалобы станут реже, а слезы чуть-чуть, но поутихнут.
— Я все устрою, — ласково произношу, потерев ее холодные пальцы, — я ведь обещал тебе помочь, верно?
— Ты им не заплатишь, — собственноручно стерев пару соленых дорожек, недоверчиво шепчет Белла.
— Мы посмотрим, что можно с этим сделать, — спокойно повторяю ей, указывая на подушку и рассматривая варианты оплаты, — но сегодня ты ляжешь в постель и поспишь, договорились?
Девушка смотрит на меня пронзительно, просительно и испуганно. Она хочет мне верить и боится этого одновременно. И от вида ее маленькой фигурки, ее по-детски искреннего страха на лица, ее покрасневших щек, у меня щемит слева. Я обещаю себе придумать что угодно, лишь бы она успокоилась. Больше — после сегодняшнего — я не верю в россказни Барбары по поводу геркулесовских просчитанных планов. Чтобы там ни было, шантаж Великолепного в планы Беллы не входит.
— Останься, — тихо-тихо, как что-то обличающее, разрушающее ее в моих глазах, шепчет мисс Свон. Умоляет, а не просит. Никак не меньше.
— Хорошо, — я соглашаюсь, проведя большим пальцем по красной щеке и собрав остатки слезинок. Не возражаю.
— Правда? — не верит. Хочет, но не может. Боится.
— Правда, — улыбаюсь, поднимаясь с колен и становясь перед девушкой, — где у тебя лежит пижама?
Получасом позже, в ночной тьме без единого просвета, мы вдвоем лежим в одной кровати. В спальне царит тишина, если не считать тихонького посапывания усатого вредителя в левом углу и редких, все еще оставшихся всхлипов Беллы, во время которых она всегда стискивает мою правую руку.
— Тебе идет синий, — мягко замечаю я, разглядывая край ее ночнушки, проглядывающий из-под одеяла. Она любит спать накрывшись им до самой шеи и устроившись посредине подушки. Я обнимаю Беллу со спины, не касаясь кожи, через материю, и это устраивает нас обоих. Ее не пугает. Меня не заставляет чувствовать неловкость.