— Угу, — кивает она.
Господи, откуда взялась эта женщина?
— Давайте продолжим на кресле, — я оборачиваюсь за чистой пеленкой, а потому не вижу ее реакции. Когда поворачиваюсь обратно, укладывая синюю ткань на кожу кресла, лицо девушки уже откровенно пылает. Ей, как и мне, не терпится поскорее закончить.
— Я помогу вам, — глядя на то, с какой нерешительностью она смотрит на подставку, Уотнер протягивает пациентке руку, — осторожно.
По маленькой лесенке, даже с его поддержкой, она поднимается с большим трудом. Грациозность — не ее удел, и не беременность в этом помеха, нет. Но мое впечатление от этого все равно не портится, хоть и помню, с каким изяществом на свой «трон» взбиралась Барбара… хотя, живота у нее не было.
— Вот так, — он показывает на примере левой ноги, как нужно устроиться в рогатке, и правую, надо отдать ей должное, она кладет как надо сама.
— Положите руки на грудь и расслабьтесь, — советует Уотнер.
Его она слушает с большим рвением, чем меня, и даже не скрывает это. Интересно, а что бы было, если бы он не назвал меня интерном?
Ну, да ладно. Глубокий вдох, прозрачный гель… и начали.
С виду все очень хорошо.
— Что это? — с ужасом глядя на зеркало в моих руках, спрашивает мисс Свон. Ей вправду страшно, глаза распахнуты, а пальцы тесно переплелись друг с другом, мешая нормальному кровотоку в них.
— Гинекологическое зеркало, — терпеливо объясняю я, концентрируясь на том, что делаю, — расслабьтесь, и это будет не больно.
Она старается, я вижу. Правда старается, хоть это изначально и обреченно на провал при такой боязни. Конечно, она морщится, когда я проникаю внутрь. И конечно жмурится, когда зеркало раскрывается.
Мне не хочется ни делать ей больно, ни доставлять неудобств. Это невозможно, я знаю. Но впервые это гложет.
Я говорю, что вижу, вслух, и доктор Уотнер одобрительно кивает. Он задает мне пару вопросов, и я отвечаю, за что получаю очередное одобрение. Девушка все это время лежит, не издавая ни звука. Только белые пальцы подрагивают сильнее прежнего.
— У вас все хорошо, — спокойно заверяю ее я, поднимая взгляд, — никаких патологий.
За весь наш осмотр это, кажется, первые слова, которые ее успокаивают. Вздохнув, она благодарно кивает мне.
Зеркало возвращается наружу, устраиваясь в корзине для дезинфекции инструментов, а я приступаю к ручному осмотру.
— Это… обязательно? — в ее голосе просвечивается паника, но конец, слава богу, уже близок.
— Да. Это последний этап.
В отличие от предыдущей работы с зеркалом эта часть меня успокаивает. Я точно знаю, что делаю, и я точно знаю, что осталось немного. Первый блин всегда комом, так? Первый осмотр — самый тяжелый. Я научусь с этим мириться и стану как доктор Уотнер — непоколебимым и с начисто отсутствующим фактом стеснения. Даже с природными особенностями можно бороться.