— Белла, я не знаю, сколько я проживу с этим препаратом, — до одури спокойно, но в тоже время с недюжинной искренностью признается он, — но знаю точно, что без него уже не проживу и дня. Как и без тебя. Таблетки мне нужны только при условии, что есть ты. Иначе и они, сколько бы морфия ни содержали, бесполезны.
Я кладу обе ладони на его лицо, на четко очерченные скулы, впавшие щеки. Сморгнув соленую пелену, их глажу.
— Ты самый сильный. Ты сможешь побороть это.
Эдвард снисходительно хмыкает. А во взгляде убежденность весом в пару тонн. Такую мне уже ничем не сдвинуть.
— Нет, рыбка, — с блаженным видом, горько качнув головой, заключает он, — не смогу. И теперь у нас с тобой, на самом деле, всего два пути… либо мы живем с этим, либо не живем.
— Я тебя не брошу, — демонстративно крепко прижимаю его к себе, ногами обвив за талию. Тепло родного тела позволяет мне дышать, но своими словами Эдвард эту возможность едва ли не отбирает.
— Тогда живем, — он слабо улыбается, пока я стираю новую слезинку с его лица, — я постараюсь чуть уменьшить дозу и пить таблетку, предположим, раз в день, на ночь. Пару лет у нас точно есть. Мы успеем. Люди успевают с раком, так что же…
— Эдвард, — я плачу, скользя пальцами по его волосам. Нет у меня больше сил это слышать.
— Белла, я не буду таким, — ошибочно оценив мою реакцию, Эдвард тянется вперед и целует уже мои слезы, стесняясь своих, — я буду как утром, как вчерашней ночью — буду для тебя. Ты не увидишь больше подобного. Обещаю.
— Ты думаешь, я смогу играть в это? Так нельзя.
— Так нужно. У нас по-другому не выйдет, поэтому нам — можно. Ты привыкнешь, Белла. Я тебя люблю — помни это. А про все остальное — забудь.
— Ты сдаешься…
— Я не сдаюсь, ну что ты, — Эдвард наполняется энтузиазмом ради меня, говорит чуть бодрее, — я ищу варианты. Этот — лучший.
— Я умру, когда умрешь ты…
Он сглатывает. Смотрит на меня с лаской, совсем нестрого. С любовью.
— Как бы я хотел сказать, что не позволю, — трепетно ведя линию по щеке, произносит, — но вряд ли мне это по силам. Я лишь могу пообещать, что продержусь как можно дольше.
В нем нет веры. Нет больше ничего. Эдвард был сильным для меня, когда это стало необходимым. Но сам он сломан и, видимо, давно… как же я могла не заметить? Как же я, погрузившись в собственное горе, отказалась видеть его? Мы оба потеряли Птенчика. Но потерять друг друга… вот она, точка невозврата. Всего конец.
Вот сейчас хочу, чтобы это был сон. Молю всех Богов. Что же мне делать?..
Я запрокидываю голову, сделав третий, последний на сегодня самый глубокий вдох.