В ответ я кладу руки ему на плечи, смахнув несколько невидимых пылинок. Тихонько усмехнувшись, киваю, отваживая слезы появляться на щеках. У них нет этого права.
— Их желания созвучны с твоими.
Мужчина облегченно, так, будто услышал самые главные слова, выдыхает. Его губ касается улыбка, и я даже не видя его лица, могу утверждать, что это именно так.
— Спасибо им…
Я поднимаюсь с плеч чуть выше, робкими движениями пальцев подбираясь к шее. Миную выглаженный и чистый воротничок рубашки, не касаюсь больше галстука. Притрагиваюсь к коже. К ее маленькому островку, как раз недалеко от печально знакомого пореза.
— Ты приедешь сегодня к обеду?
То, как он прочищает горло перед ответом, меня настораживает. Секунда нежности, повисшей между нами, бесследно испаряется. Я отчаянно пытаюсь ухватиться за нее, коснувшись калленовской щеки. Но по-моему, уже поздно.
— Беллз…
Не надо. Ну пожалуйста, пожалуйста, не надо! Не говори мне!
— Не приедешь? — голос не вздрагивает, хотя это желание присутствует в нем с самого начала. Я подавляю его. И с нетерпением, которое сродни умопомешательству, жду ответа.
— У меня встречи до трех, а потом совещание, — извиняющимся, скатывающимся до шепота тоном пытается объяснить мне Эдвард, — извини пожалуйста. Сегодня нет.
Мне удается со спокойствием, без лишних эмоций принять эту новость. Удается даже мягко и понимающе кивнуть ей, и без труда, без всхлипов отстраниться.
Прежде чем посмотреть мужу в глаза, я смаргиваю слезы. Зачем они мне? С чего мне грустить? Это ведь так просто… так хорошо, что он вообще здесь. И что он со мной разговаривает. Я смею чего-то еще хотеть? Я смею ждать, что он станет постоянно ко мне возвращаться? Глупая какая…
— Белла, — в темных оливах вспыхивает испуг, искорками рассыпавшийся на волнение. Пальцы, из-под которых я выпуталась, вздрагивают.
— Все хорошо, — с вымученной улыбкой, какую мало кто не сможет принять за искреннюю, уверяю его я. Отступаю на еще один шаг назад, поворачиваюсь.
— Приятного аппетита и хорошего дня, мистер Каллен.
А потом ухожу. Быстрее, чем нужно, быстрее, чем позволено. Едва ли не бегом.
Это выше моих сил.
Лучше бы он молчал.
Черт, лучше бы он молчал!..
Эта ситуация за последние сутки выбивает у меня из-под ног последнюю почву. Слезы больше не сдержать. Ладони сжимаются в кулаки, наглядно демонстрируя, что дело из рук вон плохо. А в груди что-то рвется — на мелкие-мелкие, незримые кусочки. Вместе со всем хорошим, что мы привезли из медового месяца.
Мне жарко. Мне холодно. Мне плохо. И я ничего не могу сделать.