Далее Красильников в отпуске своего рапорта вычеркнул очень интересное место, живо рисующее жизнь “охранки”. В этом месте он писал: “Помимо агентурных указаний, имеются еще следующие данные, говорящие за возможность передачи сведений из парижского бюро, а именно:
1. Леруа сказал Жоливе (Леруа — француз, агент Красильникова, перешедший к Бурцеву; Жоливе — агент Красильникова, освещавший Бурцева), что Департамент полиции извещен о намерении его написать свои мемуары о своей службе в заграничной агентуре, тогда как об этом Департаменту полиции доложено не было, хотя я получил об этом указание из местного французского источника, а, кроме того, сам Жоливе рассказывал Сушкову, когда последний по моему поручению ездил к нему в Сини-Лаббей условиться о свидании со мною.
Когда Жоливе обратился ко мне с предложением своих услуг и просил ему ответить в Сини-Лаббей, где он тогда находился, я, не желая ему писать, послал к нему Сушкова условиться относительно свидания со мною. В разговоре с Сушковым, между прочим, Жоливе сообщил о полученном им предложении напечатать свои мемуары о службе в русской полиции. Сведения об этом имелись и у меня из местных источников, причем я их Департаменту полиции не докладывал, ввиду того что вслед за этим мне было сообщено о том, что мемуары эти были признаны Альмерейдой (редактор журнала “Красная книга”) неинтересными, почему и мысль о напечатании их была оставлена.
По прибытии в Париж, приблизительно через неделю, Жоливе при свидании со мною рассказал, между прочим, что Леруа ему говорил, будто о напечатании им мемуаров было телеграфировано в Департамент полиции.
2. Когда мною было получено сведение о тяжкой болезни Леруа, заболевшего рожистым воспалением, то как-то, будучи в бюро, я в присутствии Сушкова и Биттар-Монена, обратившись к последнему, сказал: “Вы знаете, Леруа серьезно заболел; у него рожистое воспаление, и опасаются заражения крови”. При этом кто-то из нас, кто не помню, я ли или Биттар-Монен, сказал: “Хоть бы он от этого подох”. Кроме нас троих, в бюро в это время в этой комнате никого не было. Из других комнат о том, что говорится в одной, ничего услыхать нельзя.
На первом же свидании с Жоливе последний передал мне, что будучи у Леруа и высказывая ему сочувствие по поводу его болезни, сказал ему, что в таком виде его не узнали бы агенты из посольства, которые, вероятно, не знают о его болезни. На это Леруа сказал, что им это отлично известно, что по этому поводу, говоря о нем, были даже сказаны следующие слова, и тут же дословно повторил приведенную выше фразу.