Я знал всех секретных сотрудников по фамилиям, но не мог вмешиваться в агентуру… но впоследствии было признано неудобным разделение представителей Министерства внутренних дел в Париже на официальных и неофициальных, французскому правительству неизвестных, и ротмистр Долгов был подчинен мне. Когда Долгов ушел из Парижа, мне был передан один из его сотрудников. Но большая часть сотрудников, например, большинство сотрудников подполковника Эргардта, оставалась мне лично неизвестной — за исключением тех случаев, когда сотрудник почему-нибудь мне был представлен. Лично моими сотрудниками были Шарни и Ратмир”.
Итак, хотя и на “нелегальном положении”, но русская политическая полиция в Париже продолжала свою деятельность: французские и русские филеры продолжали следить за русскими эмигрантами, а внутренние секретные сотрудники освещать своих товарищей, а порой и провоцировать.
Филеры, как иностранцы, так и русские, состояли непосредственно на службе у начальника заграничной агентуры, а кроме того временами за границей появлялись и филеры Петербургского охранного отделения, вероятно, и других российских охранных отделений, а также и агенты дворцовой охраны для ознакомления с выдающимися революционными деятелями.
Ближайшее заведование этими группами филеров поручалось старшим из них, а иногда Красильников откомандировывал для этой цели своего ближайшего помощника по управлению агентурой титулярного советника Мельникова. Приводим следующее письмо Мельникова к Красильникову из Женевы от 22 апреля 1912 года:
“От Жоливе я получил уведомление, что работа русских людей в Кави благополучно ими окончена, и ему удалось показать всех интересных лиц.
Что же касается до двух русских, ныне находящихся в С.-Ремо, то Морису остается им показать лишь Савинкова (всех прочих русские уже видели). Но так как, по словам Мориса, Савинков редко выходит из виллы, то русским придется в ожидании его появления пробыть в С.-Ремо еще некоторое неопределенное время. Как только получу от Мориса извещение, что ему удалось показать Савинкова, мы все вместе немедленно выедем из Генуи в Париж.
Двое остальных русских находятся в Кави, где продолжают работу, начатую ими сызнова. Сегодня с утренним поездом прибыл сюда встреченный нами на вокзале Борис Моисеенко. Пробыв здесь около 25 минут, он с поездом направился в Сестри. О встрече его там Дюрень предупредил Жоливе телеграммой”.
В следующем году тот же Мельников пишет своему начальнику 22 апреля из Ниццы:
“В дополнение к моей телеграмме от сего числа, в коей я просил Ваших инструкций, как мне действовать в отношении направления предстоящей работы 3-й партии русских механиков, я, кроме того, позволил себе высказать мнение, что лучше было бы пока обождать их посылкой на работу в Кави, а именно по следующим причинам: