Ночью Петр вскрикивал, дергал головой. Постель утром нашли влажной, с желтым пятном посредине. Это, впрочем, и прежде случалось.
Завтрак почти не ел. Когда Зотов начал упрашивать: «Батюшка, не удручайтесь, сделайте милость, кашку скушайте!» — Петр швырнул серебряную миску в лицо учителя, перемазав ему новый кафтан.
Резко вдруг вскочил изо стола, забыв перекрестить лоб, на ходу сквозь зубы выдавил:
— Пойду к Федору!
Он понесся через переходы и узкие повороты так, будто за ним гнался хищный зверь. Влетел к Федору задыхающийся, ухватил его слабую, с тонкими хрупкими ногтями руку, прильнул к ней, истово начал целовать, сквозь детские слезы приговаривая:
— Державный царь, брат мой любимый! Твой холоп Языков и наша сестрица Софья желают меня погубить, яко же древний Годунов царевича Димитрия. А для того задумали, восприя сие намерение, выгнать меня с матерью из дому отца нашего и от тебя отдалити. Или я не сын державного царя Алексея Михайловича, что мне угла в моем родовом дому нет?
Федор Алексеевич некоторое время словно с недоумением смотрел на братца, который был на десять лет моложе, но который говорил и рассуждал, как не всякий думный дьяк умеет. Федор был болезненным и добрым. Он обнял мальчугана, погладил его по щеке, спросил:
— Тебя прийти ко мне научила матушка Наталья?
— Нет, своей волей! Да кому же мне жаловаться на негодных холопей, как не тебе, братец? — И опять поцеловал руку с рыжеватыми волосами, окропил слезами.
Федор вздохнул:
— Во дворце нынче и впрямь тесно стало, развелось всяких приживалок — что полчища прожорливой саранчи. В Александровке пруд рыбой богат, все тебе развлечение. Про злые умыслы — пустой брех. Коли такое прозналось бы, в даль такую не отправил бы, а всех злодеев приказал бы лютой смертью казнить. Иди, не печалуйся, братец Петруша… Поезжай с Богом.
Петр скрипнул зубами, дернул головой и, не прощаясь, ушел.
Он вдруг вспомнил казнь Афанасия, и в голову пришла мысль — каверзная.
Прямо от царя Федора Петр отправился в кремлевский двор, нашел плотника Степана Исаева.
— Постучать молоточком хотите, Петр Алексеевич? — ласково спросил тот, весело блестя красивыми черными глазами и вынимая изо рта гвоздь, — потешную палатку дранкой крыть собирались.
Петр ничего не ответил, лишь оглянулся окрест. В ворота въезжал воз с провизией, возле Успенского собора толпились богомольцы, несколько стражников, хлопая друг друга по плечам, о чем-то громко спорили.
— Скажи, Степан, — решительно произнес Петр, — ты слыхал: меня с матушкой моей Натальей правительница Софья и Языков хотят отправить в Александровку и там, подобно царевичу Димитрию, умертвить?