Своеволие мое с засадами кинооператоров обошлось без выволочки, и осмелев, я попросил у Петра Мироновича разрешения "поснимать" юбилейное торжество, когда друзья, соратники и сослуживцы придут с цветами поздравить его с шестидесятилетием. Ответ был категорический: нет!
Показывая на цветы, которых в кабинете было уже довольно много, юбиляр сказал:
- Когда все это великолепие, всю эту красоту я перевезу в Дрозды и сделаю хорошую экспозицию, пришли своего оператора, пусть снимет. Цветы, увы, живут не долго...
- ...а среди цветов - вы с семьей, с внучками...
- Нет, - ответил он очень мягко.
Цветы были засняты. Пройдет около 20 лет, и я узнаю, почему Петр Миронович не захотел сниматься с семьей на их фоне. Посмотрев киноленту, на которой были засняты эти цветы, он сказал: "Теперь я знаю, как меня будут хоронить..."
К этим печальным и загадочным словам мы еще вернемся.
А накануне юбилея и долго после него люди удивлялись и строили догадки, почему столь высокопоставленному и заслуженному юбиляру Звезда Героя Социалистического Труда не была вручена своевременно, как это делалось с обыкновенными председателями колхозов, директорами совхозов, свинарками, доярками.
Очередь на вручение награды до нашего Героя дойдет не скоро. Это время - от награды до ее получения - будет заполнено самыми разными слухами, домыслами, догадками и сплетнями. А во время акта вручения Золотых Звезд городу-герою Минску и лично Петру Мироновичу придется ему пережить отвратительные минуты.
Петр Миронович ждал свою награду столько, сколько ее ждала Беларусь для своей столицы - города-героя Минска. Видите ли, Генсек был настолько занят, что не мог терять своего дорогого времени на такую мелочь, как вручение Звезд городу-герою и руководителю нации белорусов. И коню, как говорят, было ясно, что дело не в занятости Генерального, а в том, что национальному Герою хотели показать и показали Властью отведенное место "под луною", которая может слегка подсветить, но никогда не согреет.
Поставьте себя на минутку на место мужественного, достойного, гордого, культурного и воспитанного Петра Мироновича и вы поймете, что творилось у него в душе.
Генсека встречали с невероятной помпой, как и должны были внешне встречать "величайшего деятеля современности" - оркестры, хоры, хлеб-соль, девчушки в национальном, море цветов в руках отдрессированных деток, партийно-советский актив всея Беларуси, переодетые курсанты школ КГБ и милиции. Все ждали чего-то наподобие Красного Солнышка, а в дверях спецвагона появился очень старый дед с невероятными бровями, одутловатым пепельным лицом и потухшими глазами и недоуменно спросил, как после рассказывали теле- и кинооператоры: "А где я?" Чтобы старик не свалился со ступенек, слуги в цивильном буквально вынесли его из вагона и поставили на неустойчивые старческие ноги. Было жалко смотреть на беднягу с пятью Звездами Героя на груди, и как-то само собой подумалось: может, тебе лучше было и не приезжать... Толпа встречающих ринулась к "дорогому", но тесное, в несколько рядов, кольцо привезенной с собой охраны сдержало натиск. По узкому коридору вышколенных молодцов, поддерживаемый под руки, старец дотопал до своего черного бронированного лимузина с затемненными окнами, с трудом сел в него, и водитель "дал газ". Встречающие понуро побрели к своим машинам, чтобы ехать в отель на казенный завтрак с подогревом.